Разделы сайта
Выбор редакции:
- Лицо зимы поэтические цитаты для детей
- Урок русского языка "мягкий знак после шипящих у существительных"
- Щедрое дерево (притча) Как придумать счастливый конец сказки щедрое дерево
- План-конспект урока по окружающему миру на тему "Когда наступит лето?
- Восточная Азия: страны, население, язык, религия, история Являясь противником лженаучных теорий деления человеческих рас на низшие и высшие, он доказал справед
- Классификация категорий годности к военной службе
- Неправильный прикус и армия Неправильный прикус не берут в армию
- К чему снится умершая мама живой: толкования сонников
- Под какими знаками зодиака рождаются в апреле
- К чему снится шторм на море волны
Реклама
Последние дни владимира соловьева. Из наследия русского философа Вл. Соловьева |
█ “КРИЗИС ЗАПАДНОЙ ФИЛОСОФИИ (Против позитивистов)” — магистерская диссертация Вл. С. Соловьева, защищенная 24 ноября 1874 в Петербургском университете. Опубликована в журнале “Православное обозрение” (1874, №1,3, 5, 9,10) и отдельным изданием (M., 1874; поледнее изд.: Соч., Т.2. M., 1988). Согласно Соловьеву, западная философия, начавшись с раздвоения между личным мышлением и общенародной верой (схоластика) и реализуясь в противопоставлении самочинного разума внешнему бытию природы (Новое время), в качестве исключительно теоретического познания завершила свое развитие. Опираясь на идеи позднего Шеллинга, старших славянофилов, П. Д. Юркевича, Соловьев с небывалой для русской мысли силой, широтой, конкретностью и концептуальностью проинтерпретировал историю западной философии — от схоластики до Гегеля, Шопенгауэра, Э. Гартмана, позитивистов — как историю последовательной смены ряда гипостазированных отвлеченных начал (теоретический анализ этой проблематики дан в его работе “Критика отвлеченных начал”, 1880) и сформулировал принципиальное значение и последние результаты этой истории для метода познания, учения о сущем и этики. Признание односторонности и потому неистинности как чисто рационалистического, так и чисто эмпирического направлений в западной мысли приводит, по Соловьеву, к требованию истинного метода, дающего цельное знание, а также к полаганию в качестве абсолютного первоначала вместо прежних абстрактных сущностей и ипостасей (рассудок, опыт, понятие, воля, бессознательное и т. п.) конкретного всеединого духа. Последней же целью и высшим благом мирового развития предстает уничтожение исключительного самоутверждения частных существ в их вещественной розни и восстановление их как царства духов, объемлемых всеобщностью духа абсолютного. Подлинный (и неожиданный для западного сознания) смысл результатов западноевропейского философского развития, по Соловьеву, утверждает в форме рационального познания те самые истины, которые в форме веры и духовного созерцания утверждались великими богословскими учениями древнего и в особенности христианского Востока. Исторически и логически неизбежно возникновение новой философии как синтеза религии, метафизики и положительной науки, который соединит с полнотой содержания духовных созерцаний Востока логическое совершенство западной формы. (В “Приложении” рассмотрена и принципиально отвергнута теория О. Конта, согласно которой два предварительных базиса в умственном развитии человечества, религия и метафизика, уступают место и преодолеваются третьим, окончательным — позитивной наукой). “Кризис западной философии”, первая крупная работа Соловьева, вызвав широкий общественный резонанс и горячую полемику, ознаменовала начало нового этапа в развитии русской философии. Проект современной христианской метафизики, очертив место для русской мысли в европейской философии. воплотился как в последующем творчестве самого его автора, так и в построениях ряда крупнейших русских философов 20 в. Сын великого русского историка Сергея Михайловича Соловьева Владимир Сергеевич Соловьев (1853—1900) был крупнейшим религиозным мыслителем и одним из наиболее выдающихся философов в истории России. Его оригинальное и чрезвычайно многообразное творчество - от науки до поэзии, от рациональной философии до религиозной мистики — ярко и целостно запечатлело самые характерные черты русской духовной традиции и благодаря этому может быть названо «энциклопедией русской духовной жизни» . До конца 60-х годов в советской литературе в отношении творчества Вл. Соловьева упорно применялась фигура неприязненного умолчания. Позднее начали появляться отдельные статьи о нем. Этапной вехой на этом долгом и трудном пути стала книга «Вл. Соловьев», написанная замечательным историком философии и философом А. Ф. Ло-севым (серия «Мыслители прошлого», М., 1983). В 80-е годы были сделаны попытки взвешенной оценки и адекватного осмысления некоторых аспектов творчества выдающе-гося мыслителя , но главное - открылась возможность публиковать на родине его собст-венные труды, давным-давно уже превратившиеся в библиографические раритеты . В обширном наследии Вл. Соловьева достойное место занимает ориенталистическая проблематика, связанная в том числе с историей и культурой Дальнего Востока, и прежде всего Китая и Японии. При этом в осмыслении китайско-японской темы многогранный талант Вл. Соловьева проявился с особой яркостью, ибо тут он выступал и как ученый-куль-туролог, и как философ, и как политический писатель, и как религиозный пророк . Несмотря на то что в 80—90 гг. XIX в. отечественное востоковедение не было опреде-ляющим в формировании в русском обществе представлений о дальневосточной культуре, оно, тем не менее, приносило свои плоды. На этот период времени пришелся последний и творчески наиболее насыщенный этап жизни Вл. Соловьева. В 1888 г. увидел свет труд выдающегося русского китаеведа С. М. Георгиевского «Принципы жизни Китая». Высоко оценивая значение этого произведения для развития русского китаеведения, П. Е. Скачков писал: «С. М. Георгиевский в «Принципах жизни Китая» рассматривает главным образом конфуцианство, культ предков, даосизм, но ни один из современных ему критиков не кос-нулся этих проблем, ограничиваясь общими замечаниями и останавливаясь лишь на част-ностях» . В данном случае он не совсем точен. В 1890 г. Вл. Соловьев в статье «Китай и Европа», положительно оценивая работу С. М. Георгиевского, акцентировал свое внимание именно на этих аспектах жизни китайского общества. Интерес культурного деятеля и мыс-лителя такого масштаба, как Вл. Соловьев, к малопопулярному в то время в русском обществе дальневосточному региону (в этом же году он опубликовал статью «Япония») — уже само по себе явление симптоматичное, немаловажное и потому заслуживающее вни-мания. Следует также отметить, что размышления русского философа о специфике китайской и японской культур отразили существенные особенности развития философских воззрений как самого Соловьева, так и русской философской культурологии в целом. Важную роль в формировании убеждения философа в необходимости специального рассмотрения дальневосточной культуры сыграла его полемика с Н. Я. Данилевским, соз-дателем теории «культурно-исторических типов», а в дальнейшем с его последователями: Н. Страховым, К. Леонтьевым и др. Начало спору положил сам Данилевский в статье, увидевшей свет в последний год его жизни (1885), «Г. Вл. Соловьев о православии и католицизме», где Соловьев критикуется за то, что в работе «Великий спор и христианская политика» (1883) он строит обоснование универсализма мировой истории на умозрительно- схематичном противопоставлении Запада и Востока. При этом западной культуре Вл. Со-ловьевым отводилась активная роль, формирующая принцип «самодеятельности» человека. Значение же Востока определялось особым, созерцательно-пассивным восприятием сверхъестественного. Находя такое различие западной и восточной культур слишком об-щим, Данилевский замечает, что оно ничего не дает для понимания своеобразия китайской культуры: «Ни один народ в мире не заботился менее о сверхъестественной силе, как та треть человечества, которая живет в Китае, как раз на самом настоящем Востоке. Следова-тельно, эту неудобную и неподатливую на схемы треть человечества приходится выкинуть из истории... Выключение его мотивируется тем, что Китай уже чересчур восточен по своей замкнутости и неподвижности. Замкнутость его происходила от чисто внешних географи-ческих причин, но по духу же и направлению не менее его были замкнуты Индия и Египет. Что же касается до неподвижности, то очевидно, что народ, сделавший большую часть основных культурородных изобретений, не мог быть неподвижным» . Такая оценка Китая не была для Данилевского чем-то новым. В своем главном труде «Россия и Европа» он неоднократно обращался к Китаю, этому символу «застоя и коснения» для европейской историографии, чтобы подчеркнуть: «Везде... где только гражданст-венность и культура могли развиваться, они имели тот же прогрессивный характер, как и в Европе» . Чуждость же Китая европейской культуре определяется его принад-лежностью к иному культурно-историческому типу, что, однако, не может служить основа-нием для «умаления» достижений китайской культуры: «Китайцы имеют громадную лите-ратуру, своеобразную философию, весьма, правда, несовершенную в космологическом отно-шении, но представляющую... здравую и возвышенную систему этики… Наука и знание нигде в мире не пользуются таким высоким уважением и влиянием, как в Китае» . Социаль-ную отсталость современного ему Китая Данилевский объясняет, следуя своей общей ме-тодологии, не конкретно-историческими причинами, а неизбежным, по его мнению, для всякого оригинального культурного образования историческим регрессом . Уже после смерти Данилевского в ряде статей (1888—1890) Вл. Соловьев продолжил критику его теории. Он как создатель «философии всеединства» был убежден, что учение о культурно-исторических типах в целом не соответствует реальному характеру истории и ограничивался преимущественно аргументами, подтверждающими, по его мнению, такое несоответствие: историческая универсальность христианства, распространение буддизма в Азии, генетическая связь иудаизма и христианства и т. п. Практически единственным отклонением в эволюционном подходе к истории Вл. Соловьев признавал развитие истории Китая. Более того, он даже сделал вывод, что только Китай может служить доказатель-ством правильности теории Данилевского, поскольку он действительно «чужд» общему ходу развития цивилизации. В пылу полемики Вл. Соловьев был готов объявить феномен китайской культуры просто «историческим недоразумением» и иронизировал относительно взглядов Данилев-ского по этому вопросу: «Остается только ввести китайский язык и литературу в основу классического образования» . Однако, будучи на редкость последовательным мыслителем, Вл. Соловьев не мог довольствоваться подобными аргументами и не попытаться разрешить проблему специфики китайской культуры. Его работа «Китай и Европа» стала этапной в данном направлении. Вл. Соловьев опирается в ней в первую очередь на конкретные иссле-дования С. М. Георгиевского, а также на зарубежные синологические работы и переводы, но главная его цель — определение сущности китайской культуры. Статья «Китай и Евро-па» далека от какого бы то ни было академизма. Вл. Соловьев ясно определяет свою пози-цию как позицию христианского мыслителя: христианская истина имеет абсолютный, вселенский смысл и все прочие явления культуры рассматриваются в соотнесении с ней. Китайская культура, считает русский философ, глубоко чужда «христианской» европей-ской культуре. Он утверждает: «Наши антипатии и опасения может возбуждать не сам китайский народ с его своеобразным характером, а только то, что разобщает этот народ с прочим человечеством, что делает его жизненный строй исключительным и в этой исклю-чительности ложным» . Основание этой исключительности Вл. Соловьев ищет в сфере религии и философии, ко-торым, по его мнению, принадлежала решающая роль в формировании специфического идеала нации («китайского идеала»). И характерной определяющей особенностью китай-ской культуры оказывается, по Соловьеву, «безусловная власть прошедшего над настоя-щим» . В целом этот «китайский идеал» оценивается им отрицательно. Необходимо, одна-ко, учесть следующее. Вл. Соловьев критикует, прежде всего, тот аспект китайской духов-ной жизни, который сам рассматривает в качестве крайней и предельной ее тенденции. Отношение его к социальному опыту народа отнюдь не однозначно. Так, он пишет: «Пере-нося центр своей тяжести в прошедшее, в область абсолютного факта, неизменного и не-подвижного, китайская семья сама приобрела крепость незыблемого факта, над которым бессильно время» . По Соловьеву, «привязанность к прошедшему, служение предкам, составляют истину китайского мировоззрения» , и, таким образом, непосредственно в «китайском идеале» содержится истина, хотя и неполная. Кроме того, цель статьи «Китай и Европа» не сводилась лишь к критическому рассмотрению культуры «чуждого» Китая. Вл. Соловьева беспокоило положение дел не только на Востоке, но и в самой Европе. Идея прогресса — вот то, что, по его мнению, европейская культура может противопоста-вить китайской: «Противоположность двух культур — китайской и европейской — сводит-ся в сущности к противоположению двух общих идей: порядка, с одной стороны, и про-гресса — с другой. С точки зрения порядка важнее всего прочность социальных отношений, идея прогресса требует их идеального совершенства... Что Китай достиг прочного поряд-ка — это несомненно; насколько европейский прогресс ведет к социальному совершенст-ву — вот вопрос» . При всей своей приверженности идее прогресса (в данный период творческой деятель-ности) Вл. Соловьев далек от безусловной уверенности в реальной возможности его осущест-вления европейской цивилизацией. Признавая исторический факт культурной разобщенности и серьезность проблемы взаимоотношения различных культурных традиций в своих статьях о Китае и Японии, Вл. Соловьев тем самым признает, хотя и косвенно, определенную реалистичность кон-цепции культурно-исторических типов Н. Данилевского. Но в главном его позиция остава-лась неизменной: во взгляде на исторический процесс как смену органически не связанных между собою культур он отказывается видеть закон, выражающий общий смысл человече-ской истории. Первоначально Соловьев противопоставляет такому пониманию апелляцию к другому закону человеческого развития — закону прогресса (с оговорками по поводу возможности «подлинного» и «мнимого» понимания прогресса, эта позиция содержится и в работе «Китай и Европа»). Но в дальнейшем (наиболее последовательно в «Трех раз-говорах», 1900) он вообще отказывается от прямой связи исторической судьбы челове-чества с какой-либо исторической детерминированностью. Концепция прогрессивного развития всей истории (а не только отдельных ее культур-ных «фрагментов», как у Данилевского) сохраняет определенное значение в философии Вл. Соловьева и в «Трех разговорах». Вл. Соловьев отнюдь не превращается в историче-ского релятивиста: смысл и абсолютная ценность культурно-исторического опыта человечества, безусловно, признается религиозным мыслителем. Напротив, он не желает ставить под сомнение смысл и ценность вне зависимости от того, каковы будут фактические ре-зультаты истории и какая из двух моделей — культурного прогресса или культурного циклизма — окажется более точной. Способность Вл. Соловьева к духовному синтезу плодов самых различных областей человеческой культуры, на наш взгляд, довольно ярко проявилась и в его эсхатологических построениях, оригинально сочетающих теологические и историософские спекуляции с рациональным анализом международного положения в конце XIX в. Пророчество о свето-преставлении соединено у него с весьма популярной в то время проблемой так называемой «желтой опасности», интерес к которой был вызван прежде всего обострением полити-ческой ситуации на Дальнем Востоке. Свои эсхатологические воззрения Вл. Соловьев выразил главным образом в беллетри-стической форме и в этой связи был охарактеризован Д. С. Мережковским как «безумный и безмолвный пророк» . Отсюда художественно оправданная неоднозначность и даже противоречивость его позиции. Так, апокалиптическое «желтое нашествие», с одной сторо-ны, представляется ужасной карой, с другой — торжеством божественной справедливости, а имя «панмонголизм», хотя и «дико», все же «ласкает слух» философа-поэта. При этом остается не вполне понятным: роковые народы, могильщики мира, суть исчадия ада или посланцы бога? Но, даже не вдаваясь в столь сложную теологическую проблему, имеет смысл точно установить, о каких, собственно, народах пророчествовал Вл. Соловьев. Для ответа на этот вопрос необходимо прояснить один момент, связанный с понима-нием его знаменитого ниже процитированного стихотворения «Панмонголизм», в котором позиция философа-пророка выражена в поэтически-концентрированном виде. Указанная тема развивается в 5—7-й строфах стихотворения: Ну, что ж? Орудий Божьей кары Если пересказать эти поэтические откровения прозаическим языком, не прибегая ни к каким последующим интерпретациям и комментариям, то вырисовывается следующая картина. Пробужденные, движимые и хранимые «нездешней силою» (характер которой не вполне ясен) многочисленные монголоидные народы, стянув свои полки к «стенам Ки-тая» (вероятно, к Великой китайской стене, то есть к северной границе Срединной импе-рии), оттуда и, логично предположить, под водительством «восставшего» (то есть воспря-нувшего, ожившего, поднявшегося на борьбу) Китая ринутся на север, дабы, подобно гун-нам и туркам, низвергнувшим первый и второй Рим, обратить во прах третий Рим, «а уж чет-вертому не быть». В процитированном нами издании, вышедшем под редакцией Э. Л. Радлова, зафиксиро-ваны два варианта первой строки 3-й строфы — основной и дополнительной соответствен-но: «Тогда поднялся от Востока» и «Тогда Он поднял от Востока // Народ безвестный и чу-жой». Это различие, очевидно, связано с отмеченной выше проблемой дьявольски-самочинной (в первом случае) или богоданной (во втором случае) природы того импульса, который приводит в движение «безвестные и чужие народы». «Божественная орудийность» их движения отнюдь не разрешает эту проблему, поскольку используемое орудие может быть как специально изготовленным пользователем, так и случайно попавшимся или даже подсунутым (в данном случае — дьяволом), ему под руку. Орудием Провидения во втором смысле является, например, антихрист, описанный Вл. Соловьевым в «Краткой повести об антихристе», завершающей «Три разговора» (см. ниже). Иной вид имеет «Панмонголизм» в более поздних изданиях , где, во-первых, предпоч-тение отдано второму варианту начала 3-й строфы, усиленному заменой в третьей строке неопределенного «удара» рока на его «орудье», отчетливо соотносимое с «орудьем Божьей кары» в 5-й строфе; во-вторых, что еще интереснее, говорится уже не о «восставшем», а на-оборот, о «поникшем» Китае. Таким образом, картина решительно меняется: из главного «орудья Божьей кары» Китай превращается в ее жертву (каковой мыслится и Россия), собравшиеся у его стен полки оказываются окружившими страну врагами. Для объяснения этой странной, на первый взгляд, метаморфозы следует вспомнить о некоторых исторических событиях, происходивших в период создания стихотворения. Согласно датировке «Писем», соответствующей авторскому указанию в письме «По поводу последних событий» (см. ниже), оно было написано 1 октября 1894 г., то есть в разгар японо-китайской войны 1894—1895 гг., когда до победы Японии было еще далеко и обе стороны выступали в одинаковой роли агрессора. Вынужденное участие в войне принимала и Корея. Находящемуся за тысячи километров наблюдателю-неспециалисту столь грозное пробуждение дотоле «спавшего» Востока могло показаться пробой сил или борьбой среди «своих» за главенство в грядущем походе на Запад. Ведь подобная борьба происходила там же и перед татаро-монгольским нашествием. Естественно, лидером «поднявшихся орд» в то время представлялся Китай. Отсюда первая редакция стихотворения. Но гигант оказался стоящим на глиняных ногах. Разгром Китая, с одной стороны, пока-зал, что главной силой в дальневосточном регионе является не он, а Япония, одна из стран «восточных островов», с другой — укрепил (у тех, кто его имел) страх перед «желтой опас-ностью», поскольку обнаружил появление на мировой арене нового хорошо вооруженного и коварного хищника. Отсюда понятна смена эпитета «восставший» на его антоним «поник-ший» применительно к Китаю в новой редакции стихотворения, в целом сохранившей старую концепцию и после японской победы. Сменился лидер «пробудившихся племен». Реконструированная на поэтическом материале трансформация представлений Вл. Со-ловьева о потенциальном лидере апокалиптического нашествия с Дальнего Востока пол-ностью соответствует эволюции его теоретических рассуждений на эту тему. Если в 1890 г. в статье «Китай и Европа» роль «бича божьего» он отводил только Китаю, соглашаясь с мнением А. Ревиля, что Япония «решительно перешла на сторону» Европы , то уже в 1900 г. в «Трех разговорах», напротив, именно японцы изображаются творцами идеи панмонголизма, покорившими и Китай, и Европу. Кардинальным событием разделяющего две работы десятилетия была на Дальнем Востоке как раз японо-китайская война. Показательно также, что развивавшее тему «Панмонголизма» стихотворение В. Брюсо-ва «Грядущие гунны» (1904—1905) явилось уже прямым откликом на военные успехи Япо-нии в русско-японской войне . В связи с различением двух редакций «Панмонголизма», к сожалению, не проведенным в последнем издании стихотворений Вл. Соловьева , отметим неточность, допущенную известным исследователем творчества А. Блока В. Орловым. Комментируя эпиграф к бло-ковским «Скифам»: «Панмонголизм! Хоть имя дико, — представляющий собой начальные строки «Панмонголизма», В. Орлов утверждал, что А. Блок ошибся при цитировании, поставив вместо «слово» — «имя» . В действительности же ошибся сам В. Орлов, поскольку А. Блок точно цитировал первую редакцию этого стихотворения , в которой его начальную строфу со словами «Панмонголизм! Хоть имя дико» Вл. Соловьев сделал также эпиграфом своей знаменитой «Краткой повести об антихристе». Как политический мыслитель-рационалист Вл. Соловьев в своих произведениях не мог не отразить очевидное изменение соотношения сил на Дальнем Востоке. Но Вл. Соловьев был прежде всего религиозным философом, и доминированием именно этой его ипостаси может быть объяснен тот на первый взгляд странный факт, что в своей последней прижиз-ненной публикации, комментирующей «Три разговора» и озаглавленной «По поводу по-следних событий» (1990), он, вопреки детально разработанной версии «Краткой повести», завершителем мировой истории вновь признал Китай. Полагая, что «историческая драма сыграна и остается еще один эпилог», Вл. Соловьев с пафосом утверждал, что в этом послед-нем акте конец истории сойдется с ее началом, поскольку главную роль тут сыграет «сам дедушка — Кронос в лице ветхого деньми китайца» . Это эсхатологическое рассуждение о завершающемся круге человеческой истории само завершает исторический круг рассуж-дений Вл. Соловьева о Китае, будучи возвращением к его первоначальной точке зрения. Подобный взгляд на Китай, хотя в целом и расходится с концепцией «Краткой повести», все же имеет в ней некоторую предпосылку: грядущий завоеватель мира, японский богдыхан — «по матери китаец, соединявший в себе китайскую хитрость и упругость с японскою энергией, подвижностью и предприимчивостью». Итак, Вл. Соловьев в своей последней публикации пренебрег политической реальностью во имя историософской и в значительной мере эстетизированной симметрии. Действи-тельно, Китай — носитель самой древней из живых цивилизаций и потому с эсхатологиче-ской точки зрения наиболее пригоден быть «закруглителем» мировой истории. Весьма при-мечательно, что эту идею Вл. Соловьев максимально усилил метафорическим отождествле-нием Китая не с расхожим Гогом и Магогом, а с высшими и древнейшими божествами греческой ойкумены — Кроносом и «Ветхим деньми», то есть Яхве , победителем Гога и Магога. Публикуемая ниже подборка высказываний Вл. Соловьева о Китае дает достаточно пол-ное (насколько это возможно в данном объеме) представление об общей духовной направ-ленности и жанровом разнообразии его оригинального осмысления синологической пробле-матики в трех основных работах: статье «Китай и Европа» (1890),«Краткой повести об ан-тихристе» (1900) и письме в редакцию журнала «Вопросы философии и психологии» «По поводу последних событий» (1900). Большая и содержательная статья «Китай и Евро-па» здесь представлена относительно небольшими фрагментами из начальной и заключи-тельной части . Из «Краткой повести об антихристе», также достаточно пространной , взята историософско-геополитическая экспозиция . А лапидарное письмо «По поводу последних событий» воспроизведено полностью . Ст. опубл.: Проблемы Дальнего Востока. 2/90, с. 182-187. (1820 — 1879 гг.) — крупнейший историк дореволюционной России. Его выдающийся вклад в развитие исторической мысли признавали ученые самых разных школ и направлений. Соловьев оставил огромное наследие — 300 произведений. Философия В. СоловьеваВыдающийся русский философ Владимир Соловьев (1853 — 1900) . Эволюция философских взглядов Соловьева включает три основных периода. Первый период — начало 80-х гг. — посвящен исследованиям в области теософии, основными работами будут “Чтения о Богочеловечестве” (1877 — 1881), “Религиозные основы жизни”(1882 — 1884) Во втором периоде (примерно до 1890 г.) Соловьев исследует проблему теократии, создания справедливого государства, кᴏᴛᴏᴩое осуществит христианские идеи в общественной жизни (“История и будущность теократии” (1885 — 1887), “Россия и Вселенская церковь” (1889) Третий период — исследование проблем теургии, связанных с мистическим искусством, кᴏᴛᴏᴩое, руководствуясь божественной истиной, творит новую жизнь. Философская система Соловьева одна из первых в России рассматривает всю действительность как целое, исходя из принципа единства мира, основанного на признании Бога как абсолютного сверхприродного идеального начала. В ϲʙᴏей философии Соловьев руководствуется “органическим” мышлением, кᴏᴛᴏᴩое может быть названо методом идеалистической диалектики. По Соловьеву, в результате синтеза науки, философии и религии знание приобретает объективное значение, и Бог придает миру характер завершенной системы, по϶ᴛᴏму познание реальности приводит к христианскому мировоззрению, основанному на учении о богочеловечестве, о воплощенных во Христе божестве и человеке. Стоит заметить, что он считает, что наиболее полноценной философией будет мистическая. Согласно натурфилософии Соловьева, многообразие в природе повторяет изначальное многообразие в сфере идей, по образу кᴏᴛᴏᴩых Бог творит материальный мир, природу. Единство природы реализуется благодаря мировой душе, она занимает промежуточное место между множественностью живых существ и безусловным единством божества. Будучи ϲʙᴏбодной, мировая душа отделилась от Абсолюта, но тем самым стала принадлежать сотворенному миру и потеряла над ним власть, вследствие чего всемирный организм распался на множество враждующих элементов. Преодолению розни в бытии способствует длительный космоэволюционый процесс. Над космическим процессом, шедшим в мире до ϶ᴛᴏго, возвышается теперь исторический процесс, источник развития кᴏᴛᴏᴩого — мировая душа, названная Соловьевым Софией. Вообще, принцип Софии занимает в философии В. Соловьева важное место и имеет несколько толкований . “София есть... материя Божества, проникнутая началом божественного единства”, одна из сторон цельного всеединства, другой из кᴏᴛᴏᴩых будет Логос. Это и вечная, совершенная Женственность, духовное существо, получающее ϲʙᴏю форму от Бога, процесс реализации кᴏᴛᴏᴩой и представляет собой мировой исторический процесс. София — ϶ᴛᴏ и душа мира как центр воплощения божественной идеи мира. В ϲʙᴏей космологии Соловьев подчеркивает и важное значение материи. Это первый субстрат, принадлежность сущего. Философ развивает динамическую теорию атома: “Атомы суть действующие, или активные, силы, и все существующее есть произведение их взаимодействия”. Соловьев разрабатывает ϲʙᴏе учение об эволюции природы, исходя из посылки, что все в мире стремится к абсолюту, что мир — ϶ᴛᴏ всеединство в состоянии становления. Всего Соловьев выделяет пять ступеней эволюции, или, как он их называет, царств: минеральное царство, растительное, животное, человеческое и царство Божие. Пять царств наглядно представляют развитие бытия с позиции того, что Соловьев называет нравственным смыслом, осуществляемым в богоматериальном процессе: для того ɥᴛᴏбы достичь ϲʙᴏей высшей цели, существо должно прежде всего быть (минеральное царство), затем оно должно быть живым (растительное), сознательным (животное), далее — разумным (человеческое), и, наконец, совершенным (царство Божие) Важно знать, что большое внимание в ϲʙᴏем творчестве Соловьев уделяет данныеке всеединства, основные положения кᴏᴛᴏᴩой он выдвинул в работе “Оправдание добра”. В ее основе — положение о существовании в мире добра как некой идеальной сущности, предпосылки человеческой нравственности. Добро, по Соловьеву, неразрывно связано с космоэволюционным процессом. Его существенными признаками будут незаинтересованность, требующая от человека формально-безусловной воли, и всеединство, кᴏᴛᴏᴩое обусловливает полноту нравственных норм для всех основных отношений практической жизни. Добро — высшая категория данныеки Соловьева, ϶ᴛᴏ образующее и направляющее начало всей истории. Стоит заметить, что оно имеет безусловный характер и определяет смысл жизни человека. Нравственное начало будет определяющим и для экономических, политических, правовых и других общественных отношений. Повседневная мораль человека базируется на трех исходных понятиях: стыд (определяет отношение к природному, материальному началу), жалость (отношение к другим людям) и благоговение (отношение к высшему, божественному началу) Нравственной целью для человека выступает всеединство как абсолютное состояние. Кстати, эта цель должна быть выбрана ϲʙᴏбодно. Сущность ϲʙᴏбоды, по Соловьеву, — ϶ᴛᴏ добровольное уϲʙᴏение человеком божественной воли. В эмпирическом мире человек детерминирован механической необходимостью и не может быть ϲʙᴏбоден, по϶ᴛᴏму надо прийти к Богу как основе ϲʙᴏбоды, так как абсолют ϲʙᴏбоден от внешней детерминации. На пути к полноте бытия, царству Божьему на Земле, люди должны создать общество, основанное на принципах справедливости — ϲʙᴏбодную теократию, общество, где нравственная власть принадлежит церкви, сила — царю, право живого совета с Богом — пророкам. Христианское государство должно проводить христианскую политику, способствовать мирному сближению народов. Единственная историческая миссия всякого народа — участвовать в жизни Вселенской церкви, в развитии христианской цивилизации, кᴏᴛᴏᴩая должна быть создана на базе органического соединения положительных элементов западной и восточной культур, прежде всего, на базе воссоединения церквей — восточного православия, обладающего богатством мистического созерцания, и западного католичества, установившего наднациональную духовную власть, независимую от государства. Соловьев говорит о трех силах , определяющих судьбы человеческой цивилизации. Это Запад, Восток и славянский мир с Россией во главе. Первые два уже исчерпали себя, Россия призвана дать миру жизнь и обновление. Божественная сила, дающая развитию человечества его безусловное содержание, пробудет через тот народ, кᴏᴛᴏᴩый может дать целостность человечеству, соединить его с вечным божественным началом. Этот народ должен быть ϲʙᴏбоден от всякой односторонности, привязанности к узким интересам, даже равнодушен к жизни с ее стремлением утвердиться в частной низшей сфере деятельности, но должен быть преисполнен веры в положительную действительность высшего мира. Этим ϲʙᴏйством, по Соловьеву, обладают славянские народы, и особенно русский народ. Внешнее богатство, комфортность жизни, порядок не имеют никакого значения, великое историческое призвание России — призвание религиозное в высшем смысле ϶ᴛᴏго слова, готовность скорее отказаться от патриотизма, чем от совести. Исторические дела философии. _______ Мм. Гг.! Приглашая вас к свободному занятию философией, я хочу прежде всего ответит на один вопрос, который может возникнуть по этому поводу. Вопрос этот легко было бы и устранит, как слишком наивный и могущий идти только со стороны людей совершенно незнакомых с философией. Но так как я главным образом и имею в виду людей с философией еще незнакомых, а только приступающих к ней, то и не могу так пренебрежительно отнестись к этому наивному вопросу, а считаю лучшим ответить на него. Философия существует в человечестве более двух с половиной тысячелетий 1 . Спрашивается: что сделала она для человечества за это долгое время? Что сделала философия в области отвлеченного мышления, при разрешении чисто-умозрительных вопросов о бытии и познании, — это известно всем, занимавшимся философией. Но ведь философия не для них же одних существует. Вер другие науки хотя также имеют свои чисто-теоретические задачи, доступные только тем, кто их изучает, однако они не ограничиваются этими задачами, они хотя разрабатываются и изучаются теоретически немногими, но практическое значение имеют для всех; коренясь в школе, явные плоды приносят для жизни. Мы знаем, что науки естественные существуют не для одних физиков, химиков и физиологов, а также и для всего человечества; мы знаем явную пользу, которую они ему приносят, улучшая его материальный бит, умножая удобства внешней жизни, облегчая фи- ___________________ 1 Считая первым философским памятником индийские Упанишады.
Чтобы не разрешать этого вопроса наобум, обратимся к истории, потому что если философия вообще способна приносить живые плоды, то она, конечно, должна была уже принести тате плоды в столь долгое время своего существования. Начинаю с Востока и именно с Индии, не потому только, что в Индии мы имеем наиболее типичную и определенную форму восточной культуры, но главное потому, что изо всех народов Востока только индусы обладают вполне самостоятельной и последовательною философией. Ибо хотя у китайцев мудрец Лао-тзе и проповедовал весьма глубокомысленное учение Тао, но китайская самобытность этого учения подвергается основательным сомнениям (и именно предполагают, что Лао-тзе развил свое учение под индийским же влиянием), а что касается до несомненно китайских национальных доктрин Конфуция и Мен-цзе, то они имеют очень мало философского значения. В Индии первоначально, более чем в какой-либо другой стране Востока, человеческая личность была поглощена внешней средою; это была по преимуществу.страна всякого рабства, неравенства и внешнего обособления. Не четыре, как обыкновенно принимают, а
И вот в этой-то стране рабства и разделения несколько уединенных мыслителей провозглашают новое, неслыханное слово: все есть одно; все особенности и разделения суть только видоизменения одной всеобщей сущности, во всяком существе должно видеть своего брата, себя самого. Все есть одно — это было первое слово философии, и этим словом впервые возвещалось человечеству его свобода и братское единение. Этим словом в корне подрывалось рабство религиозное и общественное, разрушалось всякое неравенство и обособление. Ибо если все есть одно, если при виде каждого живого существа я должен сказать себе: это ты сам (tat twam asi), то куда денется разделение каст, какая будет разница между брамином и чандалом. Если все есть видоизменение единой сущности, и если эту сущность я нахожу, углубляясь в свое собственное существо, то где найдется внешняя сила, могущая подавлять меня, перед чем тогда я буду рабствовать? Так велико и страшно для существующего жизненного строя было это новое слово, что книги, в которых оно было впервые ясно высказано, получили название Upanishat, что значит secret u m legend u m. Но не долго слово всеединства оставалось сокровенною тайною, скоро оно сделалось общим достоянием, приняв форму новой религии — буддизма. Если пантеизм браминов был религией, превратившейся в философию, то буддизм был, наоборот, философией, превратившейся в религию 2 . В буддизме начало ___________________ 2 Указывают на определенную философскую систему (Санх я — философа Капилы), ближайшим образом повлиявшую на возникновение буддизма.
Двинуть далее дело философии и вместе с тем дело человечества выпало естественным образом на долю того народа, который уже в самой природе своего национального духа заключал то начало, к которому индийское сознание пришло только в конце своего развития — начало человечности. Индийское сознание сперва было одержимо безобразными чудовищными богами, носителями чуждых диких сил внешней природы; греческое национальное сознание отправлялось от богов уже в идеализованных, прекрасных, человекообразных, в поклонении которым выражалось признание превосходства, высшего значения человеческой формы. Но в греческой религии боготворилась только человеческая внешность, внутреннее же содержание человеческой личности раскрыто было греческою философией, вполне самобытное развитие которой начинается с софистов; потому что в предшествующую, предварительную эпоху, греческая философия находилась под господствующим влиянием восточных учений, следуя которым философское сознание искало себе содержания вне себя и за верховные начала жизни принимало стихии и формы внешнего мира, и только в софистах это сознание решительно приходит в себя. Сущность софистики — это отрицание всякого внешнего бытия и связанное с этим признание верховного значения человеческой личности. Имея в виду предшествовавших философов, искавших безусловного бытия вне человека, софист Горгиас доказывает, что такого бытия совсем не существует, что если бы оно существовало, мы не могли бы иметь о нем никакого познания, а если бы и имели таковое, то не могли бы его выразить, — другими словами: человек только в себе может найти истину, что и было прямо высказано другим софистом, Протагором, утверждавшим, что человек есть мера всех вещей — существующих, что они существуют, и не существующих, что они не существуют. Из этого не исключаются и
Несмотря на кажущуюся разнородность, софисты представляют существенную аналогию с буддизмом: и там, и здесь отрицаются всякое внешнее бытие и боги; и софистика Греции, и буддизм Индии являются в этом смысле нигилизмом; вместе с тем, и там и здесь верховное значение признается за человеческою личностью, — и буддизм и софистика имеют выдающийся характер гуманизма. Но велика и разница. Тогда как индийский гимнософист усиленно и напряженно боролся с материальным началом и, достигнув победы над ним и сознания своего отрицательного превосходства, не находил в себе никакой положительной жизненной силы и истощенный погружался в Нирвану, — софистам Греции, уже в общем народном сознании находившим форму человечности, победа над внешними силами давалась легче, и хотя они после этой победы так же, как и буддисты, не находили никакого положительного содержания для освобождения человеческой личности, но у них оставалась личная энергия, с которой они и выступали в жизнь, не стесняясь никакими формами и порядками этой жизни, заранее уже отвергнутыми, и стремясь исключительно во имя своей личной силы и энергии получить господство над темною массою людей. Если человеческое сознание в буддизме говорило внешнему бытию: я больше тебя, потому что я могу отречься от существования, то сознание софиста говорило этому внешнему бытию: я больше тебя, потому что я могу жить вопреки тебе, могу жить в силу своей собственной воли, своей личной энергии. Софистика — это безусловная самоуверенность человеческой личности, еще неимеющей в действительности никакого содержания, но чувствующей в себе силу и способность овладеть всяким содержанием. Но эта в себе самодовольная и самоуверенная личность, не имея никакого общего и объ-
Сократ был величайшим софистом и величайшим противником софистики. Он был софистом, поскольку вместе с ними решительно отвергал господство внешнего факта, не находил безусловной истины и правды ни в каком внешнем бытии и ни в каком внешнем авторитете — ни в богах народной религии, ни в материальной природе мира, ни в гражданском порядке своего отечества; он был вместе с тем противником софистов, потому что не признавал за свободною личностью права господствовать во имя своей субъективной воли и энергии, решительно утверждал, что свободное от внешности лицо имеет цену и достоинство лишь, поскольку оно эту внешность заменит положительным внутренним содержанием, поскольку оно будет жить и действовать по идее, общей во всех и потому внутренно обязательной для каждого. Это идеальное начало, долженствующее наполнить человеческую личность, Сократ только утверждал (что оно есть), ученик же его Платон указал и определил его сущность (что оно есть). Внешнему бытию, случайному, неразумному, недолжному он противопоставил идеальное бытие, само по себе доброе, прекрасное и разумное — не Нирвану буддистов, не простое единство элеатов, а гармоническое царство идей, заключающее в себе безусловную и неизменную полноту бытия, достижимую для человека не чрез внешний опыт и внешний закон, а открывающуюся ему во внутреннем созерцании и чистоте мышления; здесь человеческая личность получает то идеальное содержание, которым обусловливается её внутреннее достоинство и её положительная свобода от внешнего факта, здесь положительное значение принадлежит человеку, как носителю идеи; теперь он уже имеет на что опереться против неразумной внешности, теперь ему есть куда уйти от неё. В
Эта двойственность, остающаяся непримиренною в платонизме, примиряется в христианстве в лице Христа, который не отрицает мир, как Будда, и не уходит из мира, как платонический философ, а приходит в мир, чтобы спасти его. В христианстве идеальный космос Платона превращается в живое и деятельное царство Божие, не равнодушное в материальному бытию, к фактической действительности того мира, а стремящееся воссоединить эту действительность с своей истиною, реализоваться в этом мире, сделать его оболочкою и носителем абсолютного божественного бытия; и идеальная личность является здесь как воплощенный богочеловек, одинаково причастный и небу и земле и примиряющий их собою, осуществляя в себе совершенную полноту жизни чрез внутреннее соединение любви со всеми и всем. Христианство в своем общем воззрении исходит из платонизма, но гармония идеального космоса, внутреннее единство всего, силою богочеловеческой личности показывается здесь (в христианстве) как живая действительность, здесь истинно-сущее не созерцается только умом, но само действует, и не просвещает только
Итак, с одной стороны, человек, освобожденный христианством от рабства немощным и скудным стихиям мира, впал в новое, более глубокое рабство внешней духовной власти; с другой стороны, мирские отношения продолжали основываться на случайности и насилии, получая только высшую санкцию от церкви. Христианская истина в неистинной ферме внешнего авторитета и церковной власти и сама подавляла человеческую личность и, вместе с тем, оставляла ее на жертву внешней мирской неправде. Предстояла двоякая задача: освободить христианскую истину от несоответствующей ей формы внешнего авторитета и вещественной силы и, вместе с тем, восстановить нарушенные непризнанные лжехристианством права человека. За эту двойную освободительную задачу принялась философия; началось великое развитие западной философии, под господствующим влиянием которого совершены, между прочим, два важные исторические дела: религиозною рефор-
Философия мистическая провозгласила божественное начало внутри самого человека, внутреннюю непосредственную связь человека с Божеством, — и внешнее посредство церковной иерархии оказалось ненужным, и пало значение церковной власти; подавленное внешней церковностью религиозное сознание получило свою свободу, и христианская истина, замершая в исторических формах, снова получила свою жизненную силу. Философия рационалиатческая провозгласила права человеческого разума, и рушился основанный на неразумном родовом начале гражданский строй; за грубыми стихийными силами, делавшими французскую революцию, скрывался, как двигательная пружина, принцип рационализма, выставленный предшествовавшей философией; недаром чуткий инстинкт народных масс на развалинах старого порядка воздвигнул алтарь богине разума. Заявив столь громко и внушительно свои права во внешнем мире, человеческий разум сосредоточился в самом себе и, уединившись в германских школах, в небывалых дотоле размерах обнаружил свои внутренния силы созданием совершеннейшей логической формы для истинной идеи. — Все это развитие философского рационализма от Декарта до Гегеля, освобождая разумное человеческое начало, тем самым сослужило великую службу христианской истине. Принцип истинного христианства есть богочеловечество, т. е. внутреннее соединение и взаимодействие божества с человеком, внутреннее рождение божества в человеке; в силу этого, божественное содержание должно быть усвоено человеком от себя, сознательно и свободно, а для этого, очевидно, необходимо полнейшее развитие той разумной силы, посредством которой человек может от себя усваивать то, что дает ему Бог и природа. Развитию именно этой силы, развитию человека, как свободно-разумной личности, и служила рациональная философия. Но человек не есть только разумно-свободная личность, он есть также существо чувственное и материальное. Это материальное начало в человеке, которое связывает его с остальною природой, это начало, которое буддизм стремился уничтожить, от которого платонизм хотел отрешиться и уйти как из темницы или гроба
Восстановление прав материи было законным актом в освободительном процессе философии, ибо только признание материи в ее истинном значении освобождает от фактического рабства материи, от невольного материализма. До тех пор, пока человек не признает материальной природы в себе и вне себя за нечто свое, пока он не сроднится с нею и не полюбит ее, он не свободен от неё, она тяготеет над ним как нечто чуждое, неведомое и невольное. С этой стороны развитие натурализма и материализма, где человек именно полюбил и познал материальную природу как нечто свое близкое и родное — развитие материализма и натурализма составляет такую же заслугу философии, как и развитие рационализма, в котором человек узнал и определил силы своего разумно-свободного духа. Итак, что же делала философия? Она освобождала человеческую личность от внешнего насилия и давала ей внутреннее содер- ___________________ 3 Фурье.
И если теперь мы спросим: на чем основывается эта освободительная деятельность философии, то мы найдем её основание в том существеннейшем и коренном свойстве человеческой души, в силу которого она не останавливается ни в каких границах, не мирится ни с каким извне данным определением, ни с каким внешним ей содержанием, так что все блага и блаженства на земле и на небе не имеют для неё никакой цены, если они не ею самою добыты, не составляют её собственного внутреннего достояния. И эта неспособность удовлетвориться никаким извне данным содержанием жизни, это стремление к все большей и большей внутренней полноте бытия, эта сила-разрушительница всех чуждых богов, — эта сила уже содержит в возможности то, к чему стремится — абсолютную полноту и совершенство жизни. Отрицательный процесс сознания есть вместе с тем процесс положительный, и каждый раз как дух человеческий, разбивая какого-нибудь старого кумира, говорит: это не то, чего я хочу, — он уже этим самым дает некоторое определение того, чего хочет, своего истинного содержания. Эта двойственная сила и этот двойной процесс, разрушительный и творческий, составляя сущность философии, вместе с тем составляет и собственную сущность самого человека, того, чем определяется его достоинство и преимущество перед остальною природой, так что на вопрос: что делает философия? мы имеем право ответить: она делает человека вполне человеком. А так как
Так вот, если кто из вас захочет посвятить себя философии, пусть он служит ей смело и с достоинством, не пугаясь ни туманов метафизики, ни даже бездны мистицизма; пусть он не стыдится своего свободного служения и не умаляет его, пусть он знает, что, занимаясь философией, он занимается делом хорошим, делом великим и для всего мира полезным. ____________ Страница сгенерирована за 0.25 секунд! ВведениеВсеединство - философское учение (идея, принцип), раскрывающее внутреннее органическое единство бытия как универсума в форме взаимопроникновения и раздельности составляющих его элементов, их тождественности друг другу и целому при сохранении их качественности и специфичности. Всеединство было представлено в различных философских концепциях, начиная с древнегреческой натурфилософии. Наиболее яркое выражение эта проблема нашла в русской философии, где начиная с B.C.Соловьева, сложилось самобытное направление - философия всеединства. Датой ее возникновения считают 1874 - год защиты В.С.Соловьевым магистерской диссертации «Кризис западной философии (против позитивистов)». К данному направлению быть отнесены системы Флоренского, Булгакова, Карсавина, Франка, Н.О.Лосского, по ряду оснований, взгляды С.Н.Трубецкого, Е.Н.Трубецкого, Лосева и др. Идея всеединства, выражает органическое единство мирового бытия, взаимопроникнутость составляющих его элементов при сохранении их индивидуальности. В онтологическом аспекте всеединство представляет нерасторжимое единение Творца и твари; в гносеологическом отношении всеединство выступает как «цельное знание», представляющее неразрывную взаимосвязь эмпирического (научного), рационального (философского) и мистического (религиозно- созерцательного) знания, достигаемого не только и не столько в результате познавательной деятельности, сколько верой и интуицией. В аксиологии всеединства центральное место занимает абсолютная ценность Истины, Добра и Красоты, соответствующих трём Ипостасям Божественной Троицы. Весь мир, как система, обусловлен всеединством, то есть Богом. В.Соловьёв определяет всеединство так: «Я называю истинным, или положительным, всеединством такое, в котором единое существует не на счёт всех или в ущерб им, а в пользу всех … истинное единство сохраняет и усиливает свои элементы, осуществляясь в них как полнота бытия». Соловьёв В.С. Оправдание Добра: Нравственная философия / В.С.Соловьёв. - М.: Республика, 1996. - 479 с. Цель работы: кратко охарактеризовать основные положения философии всеединства В.Соловьёва. Выдающийся русский философ Соловьев Владимир СергеевичВ.С.Соловье (1853-1900) - философ, поэт, публицист, критик, один из самых оригинальных и глубоких мыслителей конца XIX в. Философское и поэтическое творчество Соловьева стало духовной основой последующей русской религиозной метафизики, художественного опыта русского символизма. Родился в Москве в семье известного историка С.М. Соловьева, написавшего историю России в 29-и томах. По материнской линии отдаленный родственник украинского философа Г.С.Сковороды. С момента своего рождения Соловьев был окружен высоконравственными и высокоинтеллектуальными людьми. Дед его, Михаил Васильевич Соловьев, был протоиерей. О нем сохранилось предание как о человеке и возвышенно настроенном, и в то же время весьма склонном к юмору, любившему остроумно шутить и вести себя весьма непринужденно. Его внуки собирались у него по воскресеньям, причем все были убеждены, что добрый дедушка беседует с Богом и Бог тоже беседует с ним. И если отцу В.С.Соловьев, пожалуй, обязан своим интеллектуальным стартом, то дед его, безусловно, оказал влияние на религиозное начало. Блестяще окончив гимназию, поступил на физико-математический факультет Московского университета, где проучился два года. Перешел на третий курс историко-филологического факультета и в качестве вольнослушателя посещал лекции в Духовной академии. «Будучи с детства занят религиозными предметами, я в возрасте от 14 до 18 лет прошел через различные фазы теоретического и практического отрицания», - писал он. Окончив университет в 1873, по особому ходатайству был оставлен при кафедре философии для приготовления к профессорскому званию. В 1874 г. в Петербургском университете защитил магистерскую, а в 1880 г. - докторскую диссертации. Диссертация Соловьев «Кризис западной философии. Против позитивистов» была посвящена в первую очередь критике популярного в то время на Западе и в России позитивизма. Критикуя «самодовольное» отрицание значения философского и религиозного опыта, Соловьев признавал позитивизм закономерным и в этом смысле оправданным следствием развития западной философии. Европейский рационализм, достигнув в немецкой классической философии своей высшей, но и последней стадии, по убеждению русского философа, сам же и спровоцировал необходимость поиска новых путей в философии. Соловьев, однако, считал материалистический и позитивистский пути тупиковыми, так же, как и путь философского иррационализма (А.Шопенгауэр, Э.Гартман). Выход из кризиса Соловьев видел в развитии «новой» религиозной метафизики - «универсального синтеза науки, философии и религии». 1877-1881 Соловьев провел большей частью в Петербурге, читая курсы лекций в университете и на Высших женских курсах и подготавливая к печати свои программные философско-богословские сочинения Философские основы цельного знания (1877), Критика отвлеченных начал (1877-1880) (последнюю он защитил как докторскую диссертацию) и Чтения о Богочеловечестве (1878-1881). Академическая карьера B.C.Соловьева прервалась в 1881 г. после его публичного призыва к царю сохранить жизнь народовольцам, организаторам убийства Александра II. В 1880-е годы, мечтая о восстановлении единства христианского мира, Соловьев выступал за воссоединение церквей. В последние годы жизни философ развивал систему религиозной этики («Оправдание добра»), разрабатывал проблемы теории познания («Теоретическая философия») и истории философии («Жизненная драма Платона» и др.), переводил сочинения Платона, подводя итог собственных историософских исканий («Три разговора»). В своей духовной эволюции Соловьев пережил влияние мистических традиций Востока и Запада, платонизма, немецкой классической философии, воспринял идеи самых разных мыслителей: Спинозы, Шеллинга, Гегеля, Шопенгауэра, славянофилов, П.Д.Юркевича, Ф.М.Достоевского и многих других. Но, как писал А.Ф.Лосев, для Соловьева всегда были характерны «самостоятельность и тончайший критицизм», «подведение изученных им философов к своему собственному мировоззрению». Единство всего - эта формула в религиозной онтологии Соловьева означает прежде всего связь Бога и мира, божественного и человеческого бытия. |
Читайте: |
---|
Популярное:
Зодиак убийца. Кто он? Под какими знаками зодиака родилось больше всего серийных маньяков |
Новое
- Урок русского языка "мягкий знак после шипящих у существительных"
- Щедрое дерево (притча) Как придумать счастливый конец сказки щедрое дерево
- План-конспект урока по окружающему миру на тему "Когда наступит лето?
- Восточная Азия: страны, население, язык, религия, история Являясь противником лженаучных теорий деления человеческих рас на низшие и высшие, он доказал справед
- Классификация категорий годности к военной службе
- Неправильный прикус и армия Неправильный прикус не берут в армию
- К чему снится умершая мама живой: толкования сонников
- Под какими знаками зодиака рождаются в апреле
- К чему снится шторм на море волны
- Учет расчетов с бюджетом