Разделы сайта
Выбор редакции:
- Лицо зимы поэтические цитаты для детей
- Урок русского языка "мягкий знак после шипящих у существительных"
- Щедрое дерево (притча) Как придумать счастливый конец сказки щедрое дерево
- План-конспект урока по окружающему миру на тему "Когда наступит лето?
- Восточная Азия: страны, население, язык, религия, история Являясь противником лженаучных теорий деления человеческих рас на низшие и высшие, он доказал справед
- Классификация категорий годности к военной службе
- Неправильный прикус и армия Неправильный прикус не берут в армию
- К чему снится умершая мама живой: толкования сонников
- Под какими знаками зодиака рождаются в апреле
- К чему снится шторм на море волны
Реклама
Иван трофимович выглядел очень суровым долгое время. Значение хруцкий иван трофимович в краткой биографической энциклопедии. Между Дмитрием и Петром |
Иван Трофимович Душарин, российский альпинист, МСМК по альпинизму, трижды восходитель на Эверест, восходитель на К2 (до 8000 м), Нангапарбат, Чо-Ойю. Совершил двадцать семь восхождений на семитысячники. Автор книг «У каждого свой Эверест», «По струне через бездну». НИКТО НЕ ЛЮБИТ ПРИНИМАТЬ РЕШЕНИЯ. А ГОРЫ ОЧЕНЬ ХОРОШО УЧАТ ЭТО ДЕЛАТЬ. В условиях ограниченных ресурсов (квалификации, времени, погоды, сил, еды) ты должен принять единственное верное решение. Часто не только за себя, но и за команду. Этот навык дорогого стоит в обычной жизни. ВЫСОТА - ОСОБАЯ СРЕДА. Даже вода и воздух мягче и проще для человека, чем горы. Горы очень агрессивны, переменчивы. И здесь все зависит только от тебя. Да, есть коммерческие экспедиции, где провешены перила, шерпы несут груз и кислород, но ноги ты переставляешь сам. И никто вместо тебя это не сделает. ЗДЕСЬ СРАЗУ ЗАМЕТНО, ЧТО ТЫ УМЕЕШЬ. Высота требует автоматического исполнения навыков, освоенных внизу. Ни времени, ни, главное, сил не будет на то, чтобы сделать плохо, сделать неправильно, сделать кое-как. Ты работаешь как робот, выполняя заложенную программу. Погибает тот, кто не прошел базовую подготовку, у кого нет навыка оценки ситуации и прогноза. АЛЬПИНИЗМ ВООБЩЕ ОЧЕНЬ ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНЫЙ ВИД ДЕЯТЕЛЬНОСТИ . Я всегда вспоминаю первую советскую экспедицию на Эверест. Кто был ее руководителем? – Академик Тамм. Кто был ее старшим тренером? Доктор технических наук Овчинников. В команде было двенадцать кандидатов наук! ГОРЫ СРАЗУ ПОКАЗЫВАЮТ "КТО ЕСТЬ КТО". Они «шлифуют» тебя как человека. Ты долгое время находишься в группе без возможности перестать общаться, уйти. При этом ты зависишь от этих людей, и они зависят от тебя. Волей неволей, ты учишься терпению и пониманию. Я познакомился со своей женой на сборах. Она сама спортсменка, инструктор альпинизма, вовремя, к счастью, переключившаяся на воспитание детей. Так вот, она не стала, как многие жены «вытаскивать» меня из моего дела. МУЖЧИНА ДОЛЖЕН ИМЕТЬ МУЖСКОЕ ДЕЛО . Сидеть с удочкой на реке, качать железо, ходить в горы. Если вы лишаете его этого – вы через какое-то время не узнаете того человека, которого когда-то полюбили. Пусть он ходит в горы, если он это любит. Проходя карнизы (нависания) в какой-то момент тебе нужно шагнуть в пропасть и на веревке отделиться от стены, зависнуть и продолжить подъем с жумаром. Когда мы были на Чанга-Бэнг, где было много таких карнизов, я понял, что С ВОЗРАСТОМ ЖЕЛАНИЕ ЖИТЬ ВОЗРАСТАЕТ . И только из-за того, что надо делать работу, ты шагаешь в эту пустоту. Однажды во время подъема на Чанга-Бэнг мне пришлось долгое время провести в неподвижном состоянии, ожидая, пока команда наверху поставит платформу. Вышла заминка, ждать пришлось долго, я начал замерзать. Я ПОНЯЛ ТОГДА, КАК СТРАШНО, КОГДА ТЫ МЕДЛЕННО УМИРАЕШЬ
. В какой-то момент мне захотелось перерезать веревку и все закончить. Бывало ли страшно? Однажды на К2 сошла небольшая лавина и тащила меня вместе с собой, пока мне не удалось задержаться. Когда борешься за жизнь, то не испытываешь страха. ВЫ ХОТИТЕ ПОДНЯТЬСЯ НА ЭВЕРЕСТ? Не торопитесь, сходите хотя бы два семитысячника. Ваше отношение к высоте очень сильно изменится. тПЦДЕОЙЕ ФТБДЙГЙЙ ч ЫФБВ ЧПЪДХЫОПК БТНЙЙ РТЙВЩМ Ч ОБЪОБЮЕООПЕ ЧТЕНС. рТЕДУФБЧЙМУС ЛПНБОДХАЭЕНХ ЗЕОЕТБМ-МЕКФЕОБОФХ БЧЙБГЙЙ о. ж. рБРЙЧЙОХ, Б ПФ ОЕЗП ЪБЫЕМ Ч РПМЙФПФДЕМ. иПФЕМПУШ ХЪОБФШ, ЛФП ВХДЕФ НПЙН ЪБНЕУФЙФЕМЕН РП РПМЙФЙЮЕУЛПК ЮБУФЙ. нОЕ ОБЪЧБМЙ ЗЧБТДЙЙ РПДРПМЛПЧОЙЛБ лБМХЗЙОБ йЧБОБ фТПЖЙНПЧЙЮБ. дБМЙ ЕНХ ЛТБФЛХА ИБТБЛФЕТЙУФЙЛХ: ОБЪОБЮЕО У ДПМЦОПУФЙ ЪБНРПМЙФБ РПМЛБ, ОБ «ЙМЕ» МЕФБЕФ ОЕРМПИП, ЧПЕЧБМ ОБ мЕОЙОЗТБДУЛПН ЖТПОФЕ. «ьФП ИПТПЫП, ЮФП УБН МЕФБЕФ, - ОЕЧПМШОП РПДХНБМ С. - фБЛПЗП МЕФЮЙЛЙ ВЩУФТЕЕ РПМАВСФ». хРТБЧМЕОЙЕ 335-К ЫФХТНПЧПК БЧЙБГЙПООПК ДЙЧЙЪЙЙ ТБУРПМБЗБМПУШ Ч ДЕТЕЧОЕ мПЗПЧП, РТЙАФЙЧЫЕКУС НЕЦДХ ДЧХИ ЧЩУПФПЛ. рП РТЙВЩФЙЙ ФХДБ С УТБЪХ ЦЕ РПЙОФЕТЕУПЧБМУС, ЗДЕ ЦЙЧЕФ ЗЧБТДЙЙ РПДРПМЛПЧОЙЛ лБМХЗЙО. нОЕ ХЛБЪБМЙ ОБ ЛТБКОАА ЙЪВХ. рПДИПЦХ Й ЧЙЦХ ОБ ЛТЩМШГЕ ЛПТЕОБУФПЗП ЮЕМПЧЕЛБ Ч МЕФОПК ЛХТФЛЕ. ЙЧБО фТПЖЙНПЧЙЮ? - УРТБЫЙЧБА. ДБ, - ПФЧЕЮБЕФ ПО, РПЧЕТОХЧ ЛП НОЕ ПВЧЕФТЕООПЕ МЙГП. ВХДЕН ЪОБЛПНЩ. оБЪОБЮЕО ЛПНБОДЙТПН ЧБЫЕК ДЙЧЙЪЙЙ. нЩ РПЦБМЙ ДТХЗ ДТХЗХ ТХЛЙ. уФПСМБ ЗМХВПЛБС ПУЕОШ 1943 ЗПДБ. вЩМП ИПМПДОП, ХЦЕ РПТПЫЙМ УОЕЦПЛ. ч РПМЕФЕ С ОЕНОПЗП ПЪСВ. йЧБО фТПЖЙНПЧЙЮ, ЧЙДЙНП, ЪБНЕФЙМ ЬФП Й РТЕДМПЦЙМ: ЪБКДЕНФЕ ЛП НОЕ, РПРШЕН ЮБКЛХ. ч ЙЪВЕ ОБ ЦЕУФСОПК РЕЮЛЕ-ЧТЕНСОЛЕ РЩИФЕМ ЮБКОЙЛ. лПЗДБ НЩ ТБЪДЕМЙУШ, С ХЧЙДЕМ ОБ ЗТХДЙ Х лБМХЗЙОБ ДЧБ ПТДЕОБ лТБУОПЗП ъОБНЕОЙ, ПТДЕО лТБУОПК ъЧЕЪДЩ Й НЕДБМШ «ъБ ПФЧБЗХ». «вЩЧБМЩК ЮЕМПЧЕЛ», - НЕМШЛОХМБ Х НЕОС НЩУМШ. й С УТБЪХ РТПОЙЛУС УЙНРБФЙЕК Л йЧБОХ фТПЖЙНПЧЙЮХ. ъБ ЮБЕН ПО ЪОБЛПНЙМ НЕОС У ДЙЧЙЪЙЕК, У МАДШНЙ, ЛПФПТЩНЙ ОБН ЧНЕУФЕ РТЕДУФПСМП ТХЛПЧПДЙФШ. тБУУЛБЪБМ, РТБЧДБ, УЛХРП, Й П ФПН, ЛБЛ ЪБЭЙЭБМ мЕОЙОЗТБД. с ЕНХ ФПЦЕ РПЧЕДБМ П ВПСИ РПД фХМПК, пТМПН Й вТСОУЛПН. юЕН ВПМШЫЕ С ХЪОБЧБМ ЬФПЗП ЮЕМПЧЕЛБ, ФЕН УЙМШОЕЕ ПО НОЕ ОТБЧЙМУС. ъБ ТБЪЗПЧПТПН РТПУЙДЕМЙ ДПРПЪДОБ. йДФЙ Ч ЫФБВ ВЩМП ХЦЕ РПЪДОП, Й С ЪБОПЮЕЧБМ Х лБМХЗЙОБ. рПФЕЛМЙ ОБРТСЦЕООЩЕ ФТХДПЧЩЕ ВХДОЙ. лПОЕГ 1943 ЗПДБ Й ОБЮБМП 1944-ЗП НЩ ХУЙМЕООП ЗПФПЧЙМЙУШ Л чЙФЕВУЛП-рПМПГЛПК ПРЕТБГЙЙ. чЧПДЙМЙ Ч УФТПК НПМПДЕЦШ, МЕФБМЙ РТЙ ФБЛПК РПЗПДЕ, РТЙ ЛПФПТПК Ч НЙТОПЕ ЧТЕНС ДБЦЕ ЮЕИМЩ У УБНПМЕФПЧ ОЕ УОЙНБАФ. ч УЧСЪЙ У ФЕН ЮФП ЧУЕ «УФБТЙЮЛЙ» ХМЕФЕМЙ ЪБ ОПЧЩНЙ УБНПМЕФБНЙ, ОБН У йЧБОПН фТПЖЙНПЧЙЮЕН РТЙЫМПУШ МЕФБФШ Ч ЛБЮЕУФЧЕ ЙОУФТХЛФПТПЧ. у ХФТБ ДП РПЪДОЕЗП ЧЕЮЕТБ ОЕ ЧЩМЕЪБМЙ ЙЪ ЛБВЙОЩ. еЗП БЧФПТЙФЕФ ЛБЛ МЕФБАЭЕЗП РПМЙФТБВПФОЙЛБ, ЪБНЕФОП РПЧЩЫБМУС. нЕОС ЬФП ТБДПЧБМП. ч ХЮЕВЕ МЙЮОЩК РТЙНЕТ ОХЦЕО, ЛБЛ Ч ВПА. ч ИПДЕ ПВХЮЕОЙС НПМПДЕЦЙ С ИПТПЫП ХЪОБМ Й ЙОЦЕОЕТБ ДЙЧЙЪЙЙ ЙОЦЕОЕТ-РПДРПМЛПЧОЙЛБ чМБДЙУМБЧБ еЧЗЕОШЕЧЙЮБ фЙФПЧБ. х ОЕЗП ВЩМП НОПЗП ПВЭЕЗП У лБМХЗЙОЩН. фБЛБС ЦЕ РТПУФПФБ Ч ПВТБЭЕОЙЙ У МАДШНЙ, ФБЛБС ЦЕ ПВЯЕЛФЙЧОПУФШ Ч ПГЕОЛЕ УЧПЙИ Й ЮХЦЙИ ДЕМ. дБЦЕ ТПУФПН ПОЙ НБМП ПФМЙЮБМЙУШ ДТХЗ ПФ ДТХЗБ. фЙФПЧ ПЪОБЛПНЙМ НЕОС УП ЫФБФОЩН ТБУРЙУБОЙЕН ФЕИОЙЮЕУЛПЗП УПУФБЧБ УПЕДЙОЕОЙС, ДБМ РПДТПВОХА ИБТБЛФЕТЙУФЙЛХ УЧПЙН ЪБНЕУФЙФЕМСН, ЙОЦЕОЕТБН РПМЛПЧ Й ЬУЛБДТЙМЙК, ФЕИОЙЛБН ЪЧЕОШЕЧ. ьФП ВЩМЙ МАДЙ, ПВМБДБАЭЙЕ ВПМШЫЙН ПРЩФПН ТБВПФЩ. оБ ЖПТНЙТПЧБОЙЕ УПЕДЙОЕОЙС ОБН ПФЧЕМЙ ЧУЕЗП НЕУСГ. б РПФПН НЩ ДПМЦОЩ ВЩМЙ РТЙОСФШ ХЮБУФЙЕ Ч ВПСИ. юФПВЩ ХМПЦЙФШУС Ч ПФЧЕДЕООЩК УТПЛ, РТЙЫМПУШ ЧУЕ ЪБДБЮЙ ТЕЫБФШ ПДОПЧТЕНЕООП: ЛПНРМЕЛФПЧБФШ РПМЛЙ, ЬУЛБДТЙМШЙ Й ВБФБМШПОЩ БЬТПДТПНОПЗП ПВУМХЦЙЧБОЙС, ОБМБЦЙЧБФШ ТБВПФХ ЫФБВПЧ, ПТЗБОЙЪПЧЩЧБФШ РЕТЕЗПОЛХ УБНПМЕФПЧ У ЪБЧПДПЧ, ЧЧПДЙФШ Ч УФТПК МЕФЮЙЛПЧ, РТЙВЩЧБАЭЙИ ЙЪ ХЮЙМЙЭ. пЮЕОШ ЬОЕТЗЙЮОП ЧЪСМЙУШ ЪБ ДЕМП ЙОЦЕОЕТ-РПДРПМЛПЧОЙЛ чМБДЙУМБЧ еЧЗЕОШЕЧЙЮ фЙФПЧ Й ЕЗП ЪБНЕУФЙФЕМШ РП ЧППТХЦЕОЙА НБКПТ бфу йМШС бТУЕОШЕЧЙЮ вБТБОАЛ. ъБВПФ Х ОЙИ ВЩМП НОПЗП. фТЕВПЧБМПУШ ХЛПНРМЕЛФПЧБФШ УБНПМЕФОЩК РБТЛ, ОБМБДЙФШ ТБВПФХ ЧУЕК ЙОЦЕОЕТОП-ФЕИОЙЮЕУЛПК УМХЦВЩ. ч ФТЈИ РПМЛБИ ОБУЮЙФЩЧБМПУШ ФПЗДБ 126 УБНПМЕФПЧ. йЪ ОЙИ ФПМШЛП 8 УФПСМЙ ОБ БЬТПДТПНЕ. пУФБМШОЩЕ ЦЕ ВЩМЙ ТБЪВТПУБОЩ Ч ТБЪОЩИ НЕУФБИ Ч ТБДЙХУЕ 50-70 ЛЙМПНЕФТПЧ. ьФП ФЕ, ЛПФПТЩЕ РТПЙЪЧЕМЙ ЧЩОХЦДЕООХА РПУБДЛХ. рТЙОБДМЕЦБМЙ ПОЙ, ЛПОЕЮОП, ОЕ ОБЫЕК ДЙЧЙЪЙЙ Й ОЕ ПДОПК, Б ОЕУЛПМШЛЙН ЮБУФСН. йИ ФПМШЛП ЪБРЙУБМЙ ЪБ ОБНЙ, РПУЛПМШЛХ НЩ ОБЮБМЙ ЖПТНЙТПЧБОЙЕ. оБ ЛБЦДЩК ЮЙУМСЭЙКУС ЪБ УПЕДЙОЕОЙЕН УБНПМЕФ ОХЦОП ВЩМП УПУФБЧЙФШ ФЕИОЙЮЕУЛХА ДПЛХНЕОФБГЙА. б НБЫЙОЩ, УПЧЕТЫЙЧЫЙЕ ЧЩОХЦДЕООХА РПУБДЛХ, РПДМЕЦБМЙ ФЭБФЕМШОПНХ ПУНПФТХ ТХЛПЧПДСЭЙНЙ ТБВПФОЙЛБНЙ ФЕИОЙЛП-ЬЛУРМХБФБГЙПООПК УМХЦВЩ РПМЛПЧ. фПМШЛП РПУМЕ ЬФПК РТПГЕДХТЩ НЕИБОЙЛ УБНПМЕФБ ПФРТБЧМСМУС Ч ЬЧБЛХБГЙПООХА ЛПНБОДХ, Б ПФФХДБ У ЕЕ РТЕДУФБЧЙФЕМЕН Л НЕУФХ ЧЩОХЦДЕООПК РПУБДЛЙ... лБЛ С ХЦЕ УЛБЪБМ, РПЧТЕЦДЕООЩИ УБНПМЕФПЧ, РЕТЕДБООЩИ ЙЪ ДТХЗЙИ ЮБУФЕК, ЪБ ДЙЧЙЪЙЕК ЮЙУМЙМПУШ 118. пОЙ ОЕ ФПМШЛП ДПУФБЧМСМЙ НБУУХ ИМПРПФ, ОП Й ЧЩОХЦДБМЙ ОБУ ПФЧМЕЛБФШ ОБ ЙИ ПИТБОХ Й РЕТЕДБЮХ НОПЗП ГЕООЩИ УРЕГЙБМЙУФПЧ. ч ЬФПФ ОБРТСЦЕООЩК ПТЗБОЙЪБГЙПООЩК РЕТЙПД ОЕНБМП ЪБВПФ ВЩМП Й Х РПМЙФТБВПФОЙЛПЧ. рПДРПМЛПЧОЙЛ лБМХЗЙО, НПЦОП УЛБЪБФШ, ОЕ ЧЩМЕЪБМ ЙЪ РПМЛПЧ: ЧЩУФХРБМ У ДПЛМБДБНЙ, РТПЧПДЙМ ВЕУЕДЩ У РБТФЙКОЩН БЛФЙЧПН, РПНПЗБМ Ч ПТЗБОЙЪБГЙЙ РБТФЙКОЩИ Й ЛПНУПНПМШУЛЙИ УПВТБОЙК. еЗП ТБВПФБ, Ч ЛПФПТПК ПО РПУФПСООП ПРЙТБМУС ОБ ЛПННХОЙУФПЧ Й ЛПНУПНПМШГЕЧ, УЩЗТБМБ ЙУЛМАЮЙФЕМШОП ЧБЦОХА ТПМШ Ч НПВЙМЙЪБГЙЙ МЙЮОПЗП УПУФБЧБ ОБ ПУЧПЕОЙЕ ОПЧПК ФЕИОЙЛЙ, Ч РПЧЩЫЕОЙЙ ВПЕЧПК ЗПФПЧОПУФЙ ДЙЧЙЪЙЙ. рПНОА, РПМХЮЙМЙ НЩ РПУМЕДОАА РБТФЙА ЫФХТНПЧЙЛПЧ. чЩЪЩЧБА ЙОЦЕОЕТБ ДЙЧЙЪЙЙ фЙФПЧБ Й ЗПЧПТА ЕНХ, ЮФП ОБДП РПДЗПФПЧЙФШ ЬФЙ НБЫЙОЩ Л РПМЕФБН. НЕИБОЙЛЙ ЕЭЕ ОП РТЙВЩМЙ, ФЕ, ЛПФПТЩЕ РТЙОЙНБМЙ УБНПМЕФЩ ОБ ЪБЧПДЕ, - ПФЧЕЮБЕФ чМБДЙУМБЧ еЧЗЕОШЕЧЙЮ. - пОЙ ЧЕТОХФУС ЮЕТЕЪ ДЧПЕ УХФПЛ. фЕТСФШ ЧТЕНС НЩ ОЕ НПЗМЙ. рТЙЗМБЫБА й. ф. лБМХЗЙОБ, ЛПФПТЩК Ч ЬФПФ ТБЪ ОБИПДЙМУС Ч ЫФБВЕ. чНЕУФЕ У ОЙН РТЙЫЕМ Й ЛПНБОДЙТ РПМЛБ зЕТПК уПЧЕФУЛПЗП уПАЪБ РПДРПМЛПЧОЙЛ ч. з. вПМПФПЧ. с ПВЯСУОЙМ ЙН ПВУФБОПЧЛХ Й РПРТПУЙМ ЙИ ЧЩУЛБЪБФШ УЧПЕ НОЕОЙЕ. НПЦЕФ ВЩФШ, ДТХЗЙЕ НЕИБОЙЛЙ УНПЗХФ РПДЗПФПЧЙФШ ЬФЙ НБЫЙОЩ, - УЛБЪБМ лБМХЗЙО. - оБДП РПЗПЧПТЙФШ У ЛПННХОЙУФБНЙ. ЧЕТОП! - РПДДЕТЦБМ ЕЗП вПМПФПЧ. - лУФБФЙ, УЕЗПДОС Ч ОБЫЕН РПМЛХ РБТФУПВТБОЙЕ. чПФ Й РПУФБЧЙН ЬФПФ ЧПРТПУ. рТЙЪОБФШУС, С ХУПНОЙМУС Ч РТБЧЙМШОПУФЙ ФБЛПЗП ЫБЗБ Й ОЕ ТБУУЮЙФЩЧБМ, ЮФП ЪБЧФТБ НЩ УНПЦЕН ПРТПВПЧБФШ Ч ЧПЪДХИЕ РТЙВЩЧЫЙЕ У ЪБЧПДБ ЫФХТНПЧЙЛЙ. оБИПДЙЧЫЙЕУС ЪДЕУШ НЕИБОЙЛЙ УБНПМЕФПЧ ВЩМЙ РЕТЕЗТХЦЕОЩ. пОЙ ПВУМХЦЙЧБМЙ РП ДЧЕ, Б ФП Й РП ФТЙ НБЫЙОЩ. уРБФШ ЙН РТЙИПДЙМПУШ УБНПЕ ВПМШЫЕЕ РСФШ ЮБУПЧ Ч УХФЛЙ. рП 15 ЮБУПЧ ПОЙ ЕЦЕДОЕЧОП ТБВПФБМЙ ОБ НПТПЪЕ. дПЛМБД ОБ РБТФЙКОПН УПВТБОЙЙ УДЕМБМ РПДРПМЛПЧОЙЛ вПМПФПЧ. пО ЗПЧПТЙМ П ЪБДБЮБИ, ЛПФПТЩЕ РПУФБЧМЕОЩ РЕТЕД ЛПННХОЙУФБНЙ РПМЛБ ОБ ЪБЧЕТЫБАЭЕН ЬФБРЕ РПДЗПФПЧЛЙ Л РТЕДУФПСЭЙН ВПСН. ъБФЕН ЧЩУФХРЙМ лБМХЗЙО. пО РТЙЪЧБМ МЕФЮЙЛПЧ РПНПЮШ ФЕИОЙЛБН Й НЕИБОЙЛБН РПВЩУФТЕЕ ЧЧЕУФЙ Ч УФТПК УБНПМЕФЩ, РТЙВЩЧЫЙЕ У ЪБЧПДБ. лПННХОЙУФЩ РПДДЕТЦБМЙ ЬФП РТЕДМПЦЕОЙЕ Й РТЙОСМЙ УППФЧЕФУФЧХАЭХА ТЕЪПМАГЙА. рТСНП У УПВТБОЙС МАДЙ ПФРТБЧЙМЙУШ ОБ БЬТПДТПН. ч ЪЕНМСОЛБИ ПУФБМЙУШ МЙЫШ ФЕ, ЛПФПТЩЕ ОБИПДЙМЙУШ Ч УХФПЮОПН ОБТСДЕ. мЕФЮЙЛЙ ФТХДЙМЙУШ ОБТБЧОЕ У ФЕИОЙЛБНЙ Й НЕИБОЙЛБНЙ. л ДЧХН ЮБУБН ОПЮЙ ЧУЕ ЫФХТНПЧЙЛЙ ВЩМЙ РПДЗПФПЧМЕОЩ Л РПМЕФБН. хУРЕЫОП РТПИПДЙМБ Й ТБВПФБ РП ЧЧПДХ Ч УФТПК НПМПДЩИ МЕФЮЙЛПЧ. пУПВЕООП ИПЮЕФУС ПФНЕФЙФШ ХУЕТДЙЕ ЛБРЙФБОПЧ р. бТЕЖШЕЧБ, ж. уБДЮЙЛПЧБ, б. нЙТПОПЧБ, о. нБЛБТПЧБ, УФБТЫЙИ МЕКФЕОБОФПЧ лТЩМС, фБТБЛБОПЧБ, мБВЪХЛПЧБ. ъБЧЕТЫБМБУШ РПДЗПФПЧЛБ Л чЙФЕВУЛП-рПМПГЛПК ПРЕТБГЙЙ. оБЫБ ДЙЧЙЪЙС ДПМЦОБ ВЩМБ ЫФХТНПЧЩНЙ ХДБТБНЙ У ЧПЪДХИБ ПВЕУРЕЮЙФШ ЧЧПД Ч РТПТЩЧ 1-ЗП лТБУОПЪОБНЕООПЗП ФБОЛПЧПЗП ЛПТРХУБ. у ХЮЕФПН ЬФПК ЪБДБЮЙ НЩ ОЕ ФПМШЛП РТПЧПДЙМЙ РПМЕФЩ, ОП УФТПЙМЙ ЧУА ХЮЕВОП-ЧПУРЙФБФЕМШОХА ТБВПФХ. пФТБВБФЩЧБС У НПМПДЕЦША ОБЙВПМЕЕ ЬЖЖЕЛФЙЧОЩЕ НЕФПДЩ ВПЕЧПЗП РТЙНЕОЕОЙС ЫФХТНПЧЙЛБ, НЩ ФЧПТЮЕУЛЙ ЙУРПМШЪПЧБМЙ ВПЕЧПК ПРЩФ, ОБЛПРМЕООЩК ЛБЛ ОБЫЙНЙ ЬЛЙРБЦБНЙ, ФБЛ Й МЕФЮЙЛБНЙ ДТХЗЙИ ЮБУФЕК, УФБТБМЙУШ ТЕЫЙФЕМШОП ПФИПДЙФШ ПФ ЫБВМПООЩИ РТЙЕНПЧ. фБЛ, ОБРТЙНЕТ, ЙЪМАВМЕООЩН НЕФПДПН ЫФХТНПЧЙЛБ ФПЗДБ УЮЙФБМУС - «У ЛТХЗБ РП ПДОПНХ». уБНПМЕФЩ РТЙИПДЙМЙ Ч ЪБДБООЩК ТБКПО, УФБОПЧЙМЙУШ Ч ЛТХЗ Й РППЮЕТЕДОП РТПЙЪЧПДЙМЙ БФБЛЙ. йОПЗДБ ЬЛЙРБЦЙ ДЕМБМЙ РП ЧПУЕНШ ЪБИПДПЧ, ЛБЦДЩК ТБЪ РПДЧЕТЗБС УЕВС ПРБУОПУФЙ. ьЖЖЕЛФЙЧОПУФШ ФБЛЙИ ХДБТПЧ ОЙ Ч ЛБЛПЕ УТБЧОЕОЙЕ ОЕ ЫМБ У ОБМЕФБНЙ Ч УПУФБЧЕ ЪЧЕОБ, ЬУЛБДТЙМШЙ, РПМЛБ. уМПЧПН, НЕФПД «У ЛТХЗБ РП ПДОПНХ» ОЕ РПЪЧПМСМ ВЙФШ ЧТБЗБ ЛХМБЛПН. рТЙЧЕДХ ФБЛПК РТЙНЕТ. лПНБОДЙТ БЧЙБГЙПООПК ЫФХТНПЧПК ДЙЧЙЪЙЙ ф. ПФДБМ РТЙЛБЪ ОБОЕУФЙ ХДБТ РП УЙМШОП ХЛТЕРМЕООПНХ ХЪМХ ПВПТПОЩ РТПФЙЧОЙЛБ. лБЦДПНХ ЬЛЙРБЦХ, УПЗМБУОП УХЭЕУФЧПЧБЧЫЕК ФБЛФЙЛЕ, РТЕДУФПСМП РТПЙЪЧЕУФЙ ЧПУЕНШ ЪБИПДПЧ ОБ ГЕМШ. чУЕ МЕФЮЙЛЙ ВЩМЙ УНЕМЩНЙ, ДЙУГЙРМЙОЙТПЧБООЩНЙ, ПОЙ ЧЩРПМОЙМЙ РТЙЛБЪ, ОП ЛБЛПК ГЕОПК. рТПФЙЧОЙЛ ДПЧПМШОП ВЩУФТП ЙЪХЮЙМ ОБЫХ ФБЛФЙЛХ Й ВЕЪ ФТХДБ Л ОЕК РТЙУРПУПВЙМУС. чЕДШ ЧУЕ УБНПМЕФЩ РЙЛЙТПЧБМЙ ОБ ГЕМШ У ПДОПЗП Й ФПЗП ЦЕ ОБРТБЧМЕОЙС Й РТЙНЕТОП У ПДОПК Й ФПК ЦЕ ЧЩУПФЩ. рТЙУФТЕМСЧЫЙУШ, ЗЙФМЕТПЧГЩ ВХЛЧБМШОП Ч ХРПТ ОБЮБМЙ ВЙФШ РП ОБЫЙН ЫФХТНПЧЙЛБН. ч ТЕЪХМШФБФЕ ЗТХРРБ РПОЕУМБ ВПМШЫЙЕ Й ОЕПРТБЧДБООЩЕ РПФЕТЙ. чПФ Л ЮЕНХ РТЙЧЕМЙ ДЕКУФЧЙС РП ЫБВМПОХ. б ЮФП ЦЕ РТЕДМБЗБМЙ НЩ ЧНЕУФП УХЭЕУФЧХАЭЕЗП НЕФПДБ БФБЛЙ? нЩ РТЙЫМЙ Л ЧЩЧПДХ, ЮФП НБОЕЧТ ДПМЦЕО ПФЧЕЮБФШ ИБТБЛФЕТХ ЧЩРПМОСЕНПК ЪБДБЮЙ, ПРТЕДЕМСФШУС ЛПОЛТЕФОЩНЙ ХУМПЧЙСНЙ, Ч ФПН ЮЙУМЕ Й ТБЪНЕТБНЙ ГЕМЙ. еУМЙ ЬФП ОЕПВИПДЙНП, НПЦОП БФБЛПЧБФШ ЧТБЗБ У ИПДХ, Й ОЕ ФПМШЛП РБТБНЙ, ЪЧЕОШСНЙ, ОП Й ЧУЕК ЬУЛБДТЙМШЕК. ъБЮЕН УЛПЧЩЧБФШ ЗТХРРХ РТЕУМПЧХФЩН «ЛТХФПН»? фБЛПК УРПУПВ ЧЩЗПДЕО ЧП НОПЗЙИ ПФОПЫЕОЙСИ. пО ПВЕУРЕЮЙЧБЕФ ЧОЕЪБРОПУФШ БФБЛ, ДБЕФ ЧПЪНПЦОПУФШ ОБТБЭЙЧБФШ УЙМХ ХДБТПЧ, ПФЛТЩЧБЕФ ЬЛЙРБЦБН РТПУФПТ ДМС РТПСЧМЕОЙС УБНПУФПСФЕМШОПУФЙ Й ЙОЙГЙБФЙЧЩ. оЕНБМПЧБЦОП Й ФП, ЮФП БФБЛПЧБООЩК У ТБЪОЩИ ЧЩУПФ Й ОБРТБЧМЕОЙК РТПФЙЧОЙЛ МЙЫБЕФУС ЧПЪНПЦОПУФЙ ЧЕУФЙ РП ЫФХТНПЧЙЛБН РТЙГЕМШОЩК ПЗПОШ. рТЕДМПЦЕООБС ОБНЙ УИЕНБ БФБЛЙ ЧЩЗМСДЕМБ РТЙНЕТОП ФБЛ. рЕТЧЩК УБНПМЕФ, РЙЛЙТХС ОБ ГЕМШ, ПВУФТЕМЙЧБЕФ ЕЕ ТЕБЛФЙЧОЩНЙ УОБТСДБНЙ, ОБ ЧЩИПДЕ УВТБУЩЧБЕФ ВПНВЩ. чФПТПК ЫФХТНПЧЙЛ ЙМЙ РБТБ ОБОПУЙФ ВПНВПЧЩК ХДБТ, Б ОБ ЧЩИПДЕ ЙЪ БФБЛЙ ХОЙЮФПЦБЕФ РТПФЙЧОЙЛБ РХЫЕЮОП-РХМЕНЕФОЩН ПЗОЕН. пУПВЕООП ЬФПФ ВПЕЧПК РПТСДПЛ ПРТБЧДЩЧБМ УЕВС РТЙ ДЕКУФЧЙСИ ВПМШЫЙНЙ ЗТХРРБНЙ. лБЦДЩК ЫФХТНПЧЙЛ ЙНЕЕФ ОБ ЧППТХЦЕОЙЙ 2 РХЫЛЙ, 2 РХМЕНЕФБ, 8 ТЕБЛФЙЧОЩИ УОБТСДПЧ Й 600 ЛЙМПЗТБННПЧ ВПНВ. оЕФТХДОП УЕВЕ РТЕДУФБЧЙФШ, ЛБЛПК УЙМЩ ХДБТ НПЦЕФ ОБОЕУФЙ, УЛБЦЕН, ЬУЛБДТЙМШС, ОБУЮЙФЩЧБАЭБС 12 УБНПМЕФПЧ. оБ ПДОПК МЕФОП-ФБЛФЙЮЕУЛПК ЛПОЖЕТЕОГЙЙ С ЧЩУФХРЙМ У ДПЛМБДПН П ВПЕЧПН РТЙНЕОЕОЙЙ ЫФХТНПЧЙЛПЧ. рТЙУХФУФЧПЧБЧЫЙК РТЙ ЬФПН ЗЕОЕТБМ-РПМЛПЧОЙЛ БЧЙБГЙЙ ж. с. жБМБМЕЕЧ ДБМ ЧЩУПЛХА ПГЕОЛХ ОБЫЙН РПЙУЛБН Й ОБИПДЛБН Ч ФБЛФЙЛЕ. Л 4 ДЕЛБВТС 1943 ЗПДБ 335-С ЫФХТНПЧБС БЧЙБГЙПООБС ДЙЧЙЪЙС ВЩМБ РПМОПУФША УЖПТНЙТПЧБОБ. оБУ ЪБЮЙУМЙМЙ Ч ТЕЪЕТЧ ЛПНБОДПЧБОЙС ЖТПОФБ. дП ЧЕУОЩ 1944 ЗПДБ УПЕДЙОЕОЙЕ Ч ВПСИ РПЮФЙ ОЕ ХЮБУФЧПЧБМП, ЕУМЙ ОЕ УЮЙФБФШ ПФДЕМШОЩИ ЧЩМЕФПЧ ОБ ТБЪЧЕДЛХ. нЩ Ч ПУОПЧОПН ТБВПФБМЙ, ЛБЛ ЗПЧПТЙФУС, ОБ НПМПДЩИ МЕФЮЙЛПЧ, ХЮЙМЙ ЙИ, ЗПФПЧЙМЙ НПТБМШОП. х ОЙИ ЧПЪОЙЛБМП НОПЦЕУФЧП УБНЩИ ТБЪМЙЮОЩИ ЧПРТПУПЧ. рПНОА, РПДПЫМЙ ЛП НОЕ ОБ БЬТПДТПНЕ ФТЙ НМБДЫЙИ МЕКФЕОБОФБ, ИПФСФ ЮФП-ФП УРТПУЙФШ, ОП ОЕ ТЕЫБАФУС. оБЛПОЕГ чМБДЙНЙТ зХМСЕЧ ПУНЕМЕМ, УРТБЫЙЧБЕФ: ФПЧБТЙЭ РПМЛПЧОЙЛ, ЧПФ ЧЩ МЕФБЕФЕ ХЦЕ НОПЗП МЕФ, ХЮБУФЧПЧБМЙ Ч УПЧЕФУЛП-ЖЙОУЛПК ЧПКОЕ. уЛБЦЙФЕ, ЧПМОХЕФЕУШ ЧЩ РЕТЕД ВПЕЧЩН ЧЩМЕФПН? чПМОХАУШ МЙ? л ЮЕНХ ВТБЧЙТПЧБФШ. ЛПОЕЮОП, ДБ, - ПФЧЕЮБА зХМСЕЧХ. - чУЕ ЪБЧЙУЙФ ПФ ФПЗП, ОБ ЛБЛПЕ ЪБДБОЙЕ ЙДЕЫШ. рПУЮЙФБЧ ЧПРТПУ зХМСЕЧБ ОЕ ФПМШЛП ХНЕУФОЩН, ОП Й ЧБЦОЩН, С ТЕЫЙМ РПВЕУЕДПЧБФШ У НПМПДЩНЙ МЕФЮЙЛБНЙ ОБ ЪБФТПОХФХА ФЕНХ. рТЕЦДЕ ЧУЕЗП ТБЪЯСУОЙМ, ЮФП ЧПМОЕОЙЕ ОЕ УМЕДХЕФ УНЕЫЙЧБФШ УП УФТБИПН. чПМОЕОЙЕ НПЦЕФ ЙУРЩФЩЧБФШ МАВПК ЮЕМПЧЕЛ У ОПТНБМШОПК РУЙИЙЛПК. уБДЙЫШУС Ч ЛБВЙОХ Й ОБЮЙОБЕЫШ ЧПМОПЧБФШУС. рПФПНХ ЮФП ЪОБЕЫШ: ЪБДБОЙЕ УМПЦОПЕ, УПРТСЦЕООПЕ У ПРБУОПУФСНЙ. оП ЧПФ ЪБРХУФЙМ ДЧЙЗБФЕМШ, ОБЮБМ ТБВПФБФШ У РТЙВПТБНЙ, Й ЧПМОЕОЙЕ РТПРБДБЕФ. фЕРЕТШ ФЩ ЪБОСФ ДЕМПН Й ЧЕУШ ПФДБЕЫШУС ЕНХ. б Ч РПМЕФЕ ФЩ ЛБЛ ВЩ УМЙЧБЕЫШУС У УБНПМЕФПН, УФБОПЧЙЫШУС ЕЗП НПЪЗПН. лПЗДБ ЦЕ МЕФЮЙЛ ЙДЕФ Ч БФБЛХ, ЕНХ ЧППВЭЕ ОЕЛПЗДБ ДХНБФШ П ЮЕН-ФП РПУФПТПООЕН. еЗП ОЕТЧЩ ОБРТСЦЕОЩ ДП РТЕДЕМБ, ЛБЦДЩК НХУЛХМ РПДЮЙОЕО БФБЛЕ. ч ФБЛПК ПВУФБОПЧЛЕ ДБЦЕ ФПФ НПМПДПК МЕФЮЙЛ, ЛПФПТЩК РЕТЕД ЧЩМЕФПН ЙУРЩФЩЧБМ ЮХЧУФЧП УФТБИБ, УХНЕЕФ РТЕПДПМЕФШ ЕЗП. оЕ ЪОБА, ОБУЛПМШЛП РТПЖЕУУЙПОБМШОЩ ВЩМЙ НПЙ УХЦДЕОЙС У ФПЮЛЙ ЪТЕОЙС РУЙИПМПЗБ, ОП ЛБЛ МЕФЮЙЛ, НОЕ ЛБЦЕФУС, С ТБУУХЦДБМ РТБЧЙМШОП. нПМПДЕЦШ ПУФБМБУШ ДПЧПМШОБ ВЕУЕДПК, Б С УДЕМБМ ДМС УЕВС ЧЩЧПД: ОБ ЬФХ ФЕНХ ОЕПВИПДЙНП РПФПМЛПЧБФШ УП ЧУЕНЙ ОПЧЙЮЛБНЙ. ч ФПФ ЦЕ ДЕОШ ЛПНБОДЙТБН РПМЛПЧ Й РПМЙФТБВПФОЙЛБН ВЩМЙ ДБОЩ УППФЧЕФУФЧХАЭЙЕ ХЛБЪБОЙС. дМС ЧПУРЙФБОЙС Х НПМПДЩИ МЕФЮЙЛПЧ ЧЩУПЛЙИ НПТБМШОЩИ ЛБЮЕУФЧ НЩ ЫЙТПЛП ЙУРПМШЪПЧБМЙ РПХЮЙФЕМШОЩЕ РТЙНЕТЩ ЙЪ ВПЕЧПК РТБЛФЙЛЙ ФЕИ ЮБУФЕК, ЛПФПТЩЕ ЧМЙМЙУШ Ч ОБЫХ ДЙЧЙЪЙА. рТБЧДБ, ПОЙ РТЙЫМЙ Л ОБН НБМПЮЙУМЕООЩНЙ, НОПЗЙЕ, УМХЦЙЧЫЙЕ ФБН, ЗЕТПКУЛЙ РПЗЙВМЙ ЙМЙ ЧЩВЩМЙ РП ТБОЕОЙА. оП РПДЧЙЗЙ ЙИ ПУФБМЙУШ ОБЧЕЮОП Ч УМБЧОПК МЕФПРЙУЙ ЧПКОЩ, УФТБОЙГЩ, ОБРЙУБООЩЕ ЙИ ЛТПЧША, УФБМЙ РЕТЧЩНЙ Ч ЙУФПТЙЙ ДЙЧЙЪЙЙ. чЕУОПК 1944 ЗПДБ Ч УПУФБЧ ОБЫЕЗП УПЕДЙОЕОЙС ЧМЙМУС 6-К нПУЛПЧУЛЙК ЗЧБТДЕКУЛЙК ЫФХТНПЧПК БЧЙБРПМЛ. пДОП ОБЙНЕОПЧБОЙЕ ЕЗП ЪЧХЮБМП ЛБЛ УФТПЛБ ЙЪ ЗЙНОБ НХЦЕУФЧХ Й НБУФЕТУФЧХ. бЧЙБФПТЩ ЬФПК ЮБУФЙ ЗЕТПКУЛЙ УТБЦБМЙУШ У ЧТБЗПН Ч УБНЩК ФТХДОЩК РЕТЙПД ПВПТПОЩ УФПМЙГЩ. рПД ЛПНБОДПЧБОЙЕН НБКПТБ тЕКОП ПОЙ ЗТПНЙМЙ ФБОЛПЧЩЕ ЛПМПООЩ зХДЕТЙБОБ, ХЮБУФЧПЧБМЙ Ч ХОЙЮФПЦЕОЙЙ ДТХЗЙИ ЮБУФЕК РТПФЙЧОЙЛБ ОБ РПДУФХРБИ Л нПУЛЧЕ. рПМЛХ ВЩМЙ РТЙУЧПЕОЩ ЪЧБОЙЕ «ЗЧБТДЕКУЛЙК» Й ОБЙНЕОПЧБОЙЕ «нПУЛПЧУЛЙК». рТПРБЗБОДЕ РПДЧЙЗПЧ ЗЧБТДЕКГЕЧ НЩ ПФЧПДЙМЙ ВПМШЫПЕ НЕУФП Ч РПЧУЕДОЕЧОПК ЧПУРЙФБФЕМШОПК ТБВПФЕ. п ОЙИ ЗПЧПТЙМПУШ ОБ РБТФЙКОЩИ Й ЛПНУПНПМШУЛЙИ УПВТБОЙСИ, РЙУБМПУШ Ч УФЕООЩИ ЗБЪЕФБИ Й ВПЕЧЩИ МЙУФЛБИ, ПТЗБОЙЪПЧЩЧБМЙУШ РЕТЕДБЮЙ РП ТБДЙП Й ВЕУЕДЩ БЗЙФБФПТПЧ. нОПЗП УМБЧОЩИ ДЕМ УПЧЕТЫЙМ ЛБРЙФБО о. й. юХЧЙО. ч ПДОПН ЙЪ РПМЕФПЧ ОБ ТБЪЧЕДЛХ ПО, ЧПЪЧТБЭБСУШ У ЪБДБОЙС, ЧУФТЕФЙМУС У ДЕУСФША «НЕУУЕТЫНЙФФБНЙ». хЛМПОЙФШУС ПФ ВПС ВЩМП ОЕЧПЪНПЦОП, Й оЙЛПМБК йЧБОПЧЙЮ РТЙОСМ ТЕЫЕОЙЕ БФБЛПЧБФШ РТПФЙЧОЙЛБ. йУРПМШЪХС РТЕЧПУИПДУФЧП Ч ЧЩУПФЕ, ПО ХДБТЙМ ЙЪ РХЫЕЛ Й РХМЕНЕФПЧ РП ЧЕДХЭЕНХ РЕТЧПК РСФЕТЛЙ. чТБЦЕУЛЙК УБНПМЕФ ЧУРЩИОХМ Й ЛТХФП РПЫЕМ Л ЪЕНМЕ. пУФБМШОЩЕ «НЕУУЕТЩ» ОБВТПУЙМЙУШ ОБ ЫФХТНПЧЙЛБ. оП ФХФ УП УФПТПОЩ УПМОГБ ЙИ БФБЛПЧБМБ РСФЕТЛБ ОБЫЙИ ЙУФТЕВЙФЕМЕК, УПРТПЧПЦДБЧЫЙИ ТБЪЧЕДЮЙЛБ. чОЕЪБРОЩН ХДБТПН ПОЙ УВЙМЙ ЕЭЕ ДЧБ «НЕУУЕТБ». рПФЕТС ФТЕИ УБНПМЕФПЧ, Ч ФПН ЮЙУМЕ ЧЕДХЭЕЗП, ПВЕУЛХТБЦЙМБ ПУФБЧЫЙИУС ЗЙФМЕТПЧГЕЧ, Й ПОЙ, РТЕЛТБФЙЧ РТЕУМЕДПЧБОЙЕ ЫФХТНПЧЙЛБ, РПУРЕЫЙМЙ УЛТЩФШУС. уИЧБФЛБ У ЧТБЗПН РТПЙЪПЫМБ РПД фХМПК. оБЫЙ УБНПМЕФЩ ЧЪСМЙ ЛХТУ ОБ УЧПК БЬТПДТПН. рТЙ РПДИПДЕ Л ЦЕМЕЪОПДПТПЦОПК УФБОГЙЙ зПТВБЮЕЧЕ оЙЛПМБК юХЧЙО ХЧЙДЕМ РПЦБТ. зПТЕМП ЛБЛПЕ-ФП ЪДБОЙЕ. б ОБ РХФСИ УФПСМЙ ОБЫЙ ЦЕМЕЪОПДПТПЦОЩЕ УПУФБЧЩ. оБ ПФЛТЩФЩИ РМБФЖПТНБИ НПЦОП ВЩМП ТБЪЗМСДЕФШ ПТХДЙС Й ФБОЛЙ. чЙДЙНП, ЬФБ ФЕИОЙЛБ ОБРТБЧМСМБУШ ЪБЭЙФОЙЛБН нПУЛЧЩ. чДТХЗ юХЧЙО ЪБНЕФЙМ Ч ЧПЪДХИЕ ЗТХРРХ ЧТБЦЕУЛЙИ ВПНВБТДЙТПЧЭЙЛПЧ. пОЙ ДЕМБМЙ ЪБИПД ДМС ПЮЕТЕДОПЗП ВПНВПЧПЗП ХДБТБ РП ЦЕМЕЪОПДПТПЦОПК УФБОГЙЙ. ьФПЗП ДПРХУФЙФШ ВЩМП ОЕМШЪС. ОБД УФБОГЙЕК «АОЛЕТУЩ», БФБЛХКФЕ! - ЛТЙЛОХМ РП ТБДЙП юХЧЙО УПРТПЧПЦДБАЭЙН ЕЗП ЙУФТЕВЙФЕМСН. оБЫЙ «СЛЙ» ЧТЕЪБМЙУШ Ч УФТПК ОЕНЕГЛЙИ ВПНВБТДЙТПЧЭЙЛПЧ Й ПДОПЗП ЙЪ ОЙИ УВЙМЙ. пУФБМШОЩЕ УПНЛОХМЙУШ Й, ПФУФТЕМЙЧБСУШ, РПЧЕТОХМЙ ОБ ЪБРБД. й ЧУЕ-ФБЛЙ УПЧЕФУЛЙН ЙУФТЕВЙФЕМСН ХДБМПУШ ХОЙЮФПЦЙФШ ЕЭЕ ПДЙО а-87. фБЛ ЪБЧЕТЫЙМУС РПМЕФ оЙЛПМБС йЧБОПЧЙЮБ юХЧЙОБ. пО ОЕ ФПМШЛП ХУРЕЫОП ЧЩРПМОЙМ ЪБДБОЙЕ ОБ ЧПЪДХЫОХА ТБЪЧЕДЛХ, ОП Й УХНЕМ УВЙФШ ЧТБЦЕУЛЙК УБНПМЕФ. рТЙНЕТЩ НХЦЕУФЧБ Й НБУФЕТУФЧБ РПЛБЪЩЧБМ Ч ВПСИ ЪБ нПУЛЧХ Й ЛПНБОДЙТ 6-ЗП нПУЛПЧУЛПЗП ЗЧБТДЕКУЛПЗП РПМЛБ (ФПЗДБ ПО ВЩМ 215 ЙБР) НБКПТ мЕПОЙД дБЧЩДПЧЙЮ тЕКОП. пДОБЦДЩ ЕЗП ЗТХРРБ ОБОЕУМБ НПЭОЩК ХДБТ РП ЧТБЦЕУЛПНХ БЬТПДТПНХ, ТБУРПМБЗБЧЫЕНХУС РПД уНПМЕОУЛПН. рТЙ ЧЩИПДЕ ЙЪ БФБЛЙ ЪЕОЙФОЩК УОБТСД ХЗПДЙМ Ч ИЧПУФПЧХА ЮБУФШ НБЫЙОЩ НБКПТБ тЕКОП. оП ПО ЛБЛ ОЙ Ч ЮЕН ОЕ ВЩЧБМП РТЙЛБЪБМ РПЧФПТЙФШ ЪБИПД. оБ БЬТПДТПНЕ ЧПЪОЙЛМЙ ОПЧЩЕ ПЮБЗЙ РПЦБТБ. зПТЕМЙ УБНПМЕФЩ ОБ УФПСОЛЕ, ГЙУФЕТОЩ У ЗПТАЮЙН, ЧЪМЕФЕМ ОБ ЧПЪДХИ УЛМБД ВПЕРТЙРБУПЧ. чП ЧТЕНС ЧФПТПЗП ЪБИПДБ Ч УБНПМЕФ ЧЕДХЭЕЗП РПРБМ ЕЭЕ ПДЙО ЪЕОЙФОЩК УОБТСД, ОБ ЬФПФ ТБЪ Ч МЕЧХА РМПУЛПУФШ. нБЫЙОБ УФБМБ ЕЭЕ НЕОЕЕ ХУФПКЮЙЧПК. оП, ПИЧБЮЕООЩК ВПЕЧЩН БЪБТФПН, ЛПНБОДЙТ РТПДПМЦБМ ЫФХТНПЧЛХ. фТЕФШЙН УОБТСДПН ТБЪВЙМП ПВФЕЛБФЕМШ ЧЙОФБ УБНПМЕФБ, Й ПО УФБМ РПЮФЙ ОЕХРТБЧМСЕН. пДОБЛП Й ОБ ЬФПФ ТБЪ тЕКОП ОЕ РПЛЙОХМ НБЫЙОХ. рЕТЕФСОХЧ ЮЕТЕЪ МЙОЙА ЖТПОФБ, ПО РПУБДЙМ ЕЕ ОБ ЖАЪЕМСЦ. уБН мЕПОЙД дБЧЩДПЧЙЮ РТПУФП ЮХДПН ПУФБМУС ЦЙЧ. чФПТПК ОБМЕФ ОБ БЬТПДТПН РТПЙЪЧЕМБ ЧПУШНЕТЛБ, ЧЕДПНБС УФБТЫЙН МЕКФЕОБОФПН б. е. оПЧЙЛПЧЩН. еК ФБЛЦЕ ХДБМПУШ РТПЙЪЧЕУФЙ ОЕУЛПМШЛП ЪБИПДПЧ. чЩМЕФ ЧТБЦЕУЛПК БЧЙБГЙЙ ОБ нПУЛЧХ ВЩМ УПТЧБО. чП ЧТЕНС ОБМЕФБ ФТЙ ОБЫЙИ МЕФЮЙЛБ РПМХЮЙМЙ ТБОЕОЙС. оП ОЙ ПДЙО ЙЪ ОЙИ ОЕ РТЕЛТБФЙМ ЫФХТНПЧЛЙ. чУЕ ЧПУЕНШ ЬЛЙРБЦЕК ЧПЪЧТБФЙМЙУШ ОБ УЧПА ВБЪХ. чУЛПТЕ РБТФЙЪБОЩ ДПОЕУМЙ, ЮФП ОБЫЙ ЫФХТНПЧЙЛЙ ХОЙЮФПЦЙМЙ 45 УБНПМЕФПЧ, 4 ВЕОЪПГЙУФЕТОЩ, 2 УЛМБДБ У ВПЕРТЙРБУБНЙ, ДЕУСФЛЙ УПМДБФ Й ПЖЙГЕТПЧ РТПФЙЧОЙЛБ. цЕУФПЛБС БТЙЖНЕФЙЛБ ЧПКОЩ. рТЙВЕЗБС Л ОЕК Ч ВЕУЕДБИ, ОБЫЙ ЛПНБОДЙТЩ Й РПМЙФТБВПФОЙЛЙ ТБЪЯСУОСМЙ НПМПДЩН МЕФЮЙЛБН, ЮФП ОЕ РП ДПВТПК ЧПМЕ НЩ УФБМЙ ЪБОЙНБФШУС ФБЛЙНЙ РПДУЮЕФБНЙ. оБУ ЧЩОХДЙМЙ Л ЬФПНХ ОЕНЕГЛП-ЖБЫЙУФУЛЙЕ ЪБИЧБФЮЙЛЙ. нЩ ПФУФБЙЧБМЙ ТПДОХА ЪЕНМА, НЩ НУФЙМЙ ПЛЛХРБОФБН ЪБ ЗЙВЕМШ ВПЕЧЩИ ФПЧБТЙЭЕК, ЪБ НХЛЙ Й УФТБДБОЙС УПЧЕФУЛЙИ МАДЕК. дПВМЕУФШ, ПФЧБЗБ Й ЧПЙОУЛПЕ НБУФЕТУФЧП БЧЙБФПТПЧ 6-ЗП нПУЛПЧУЛПЗП ЗЧБТДЕКУЛПЗП ЫФХТНПЧПЗП БЧЙБГЙПООПЗП РПМЛБ ЧДПИОПЧМСМЙ ОБЫХ НПМПДЕЦШ. тЕВСФБ ЧУЕ ЛБЛ ПДЙО ТЧБМЙУШ Ч ВПК. ЧЙФЕВУЛП-рПМПГЛБС ПРЕТБГЙС ОБЮБМБУШ 23 ЙАОС 1944 ЗПДБ. рЕТЧЩК ФБОЛПЧЩК ЛПТРХУ, ЛПФПТЩК НЩ РПДДЕТЦЙЧБМЙ, РПМХЮЙМ ЪБДБЮХ РПУМЕ РТПТЩЧБ ЧТБЦЕУЛПК ПВПТПОЩ Ч ТБКПОЕ уЙТПФЙОП ЧПКФЙ Ч ПВТБЪПЧБЧЫХАУС ВТЕЫШ ДМС ТБЪЧЙФЙС ХУРЕИБ ОБУФХРМЕОЙС Ч ОБРТБЧМЕОЙЙ вЕЫЕОЛПЧЙЮЙ - вПКЮЕКЛПЧП. лПНБОДПЧБМ ЙН ЗЕОЕТБМ-МЕКФЕОБОФ ФБОЛПЧЩИ ЧПКУЛ ч. ч. вХФЛПЧ, ЧПМЕЧПК Й ЪОБАЭЙК ЛПНБОДЙТ. чЩУПЛЙК, ЫЙТПЛПРМЕЮЙК, У ЗХУФЩНЙ ЮЕТОЩНЙ ВТПЧСНЙ, ЛПФПТЩЕ ЮБУФП ИНХТЙМ, ПО РТПЙЪЧПДЙМ ЧРЕЮБФМЕОЙЕ ЮЕМПЧЕЛБ УХТПЧПЗП. оБ УБНПН ЦЕ ДЕМЕ чБУЙМЙК чБУЙМШЕЧЙЮ ВЩМ ИПФС Й ФТЕВПЧБФЕМШОЩН, ОП ДПВТЩН, ПФЪЩЧЮЙЧЩН. рЕТЕД 335-К ЫФХТНПЧПК БЧЙБГЙПООПК ДЙЧЙЪЙЕК ЛПНЛПТ РПУФБЧЙМ ЪБДБЮХ РПДБЧЙФШ ПЗОЕЧЩЕ УТЕДУФЧБ РТПФЙЧОЙЛБ Ч НЕЦПЪЕТОПН ДЕЖЙМЕ, ОБ РХФЙ РТПДЧЙЦЕОЙС ВТЙЗБДЩ РПМЛПЧОЙЛБ л. рЕФТПЧУЛПЗП. пО УЛБЪБМ НОЕ: ОЙ Ч ЛПЕН УМХЮБЕ ОЕМШЪС ДПРХУФЙФШ, ЮФПВЩ РТПФЙЧОЙЛ ЧЪПТЧБМ ЪБ УПВПК НПУФ ЮЕТЕЪ ъБРБДОХА дЧЙОХ. рЕТЕРТБЧБ РПЪЧПМЙФ ФБОЛЙУФБН У ИПДХ ЪБИЧБФЙФШ БЬТПДТПН вЕЫЕОЛПЧЙЮЙ, ДПЪБРТБЧЙФШ ФБН ФБОЛЙ ФТПЖЕКОЩН ЗПТАЮЙН Й ЧЩКФЙ ОБ ПРЕТБФЙЧОЩК РТПУФПТ. Б ДБМШЫЕ, - ЪБНЕФЙМ С, - ВХДЕН ЧЪБЙНПДЕКУФЧПЧБФШ Ч ЪБЧЙУЙНПУФЙ ПФ ПВУФБОПЧЛЙ. у ЬФПК ГЕМША НЩ ОБРТБЧЙН Л ЧБН УЧПЙИ РТЕДУФБЧЙФЕМЕК - РПМЛПЧОЙЛБ у. ч. юЕТОПНПТПЧБ Й ЛБРЙФБОБ ч. т. рТПГЕОЛП. РТБЧЙМШОП, - УПЗМБУЙМУС ЛПНЛПТ. чЕТОХЧЫЙУШ Ч ДЙЧЙЪЙА, С УПВТБМ ЛПНБОДЙТПЧ РПМЛПЧ Й РПУФБЧЙМ ЙН ЪБДБЮЙ. уЛБЦХ УТБЪХ: ЪБНЩУЕМ ЛПНБОДПЧБОЙС У ОЕЛПФПТЩНЙ ЛПТТЕЛФЙЧБНЙ, ЧОЕУЕООЩНЙ У ХЮЕФПН УМПЦЙЧЫЕКУС ПВУФБОПЧЛЙ, НЩ ЧЩРПМОЙМЙ. фБОЛЙУФЩ УЕТДЕЮОП ВМБЗПДБТЙМЙ МЕФЮЙЛПЧ. рЕТЕД РТБЧЩН ЖМБОЗПН ЛПТРХУБ ВЩМП РПДБЧМЕОП ОЕ НЕОЕЕ ЮЕФЩТЕИ БТФЙММЕТЙКУЛЙИ ВБФБТЕК. ъДЕУШ ДЕКУФЧПЧБМ 683-К ЫФХТНПЧПК БЧЙБГЙПООЩК РПМЛ. еЗП ЬЛЙРБЦЙ У ХФТБ ДП ЧЕЮЕТБ, РПЛБ РПЪЧПМСМП УЧЕФМПЕ ЧТЕНС ДОС, ЫФХТНПЧБМЙ ПЗОЕЧЩЕ ФПЮЛЙ РТПФЙЧОЙЛБ, ТБУРПМПЦЕООЩЕ Х НПУФБ ЮЕТЕЪ ъБРБДОХА дЧЙОХ. у ЧПЪДХИБ ИПТПЫП ТБЪМЙЮБМЙУШ ОЕ ФПМШЛП ТБЪВЙФБС ФЕИОЙЛБ, ОП ДБЦЕ ФТХРЩ ЧТБЦЕУЛЙИ УПМДБФ. чТБЗХ ОЕ ХДБМПУШ ЧЪПТЧБФШ РЕТЕРТБЧХ. чУЛПТЕ РП ОЕК РТПЫМЙ ОБЫЙ ФБОЛЙ Й РЕИПФБ. рТЙ ЧЩРПМОЕОЙЙ ЬФПК ЪБДБЮЙ ПУПВЕООП ПФМЙЮЙМЙУШ ЛПНБОДЙТЩ ЬУЛБДТЙМЙК Й ЧЕДХЭЙЕ ЗТХРР з. дЕОЙУПЧ, в. рБДБМЛП, у. лПЧБМШЮЙЛ, р. бОДТЕЕЧ, ч. уХВВПФЙО, ч. тЩЮЛПЧ Й ДТХЗЙЕ. ч ИПДЕ ВПС НОЕ ДПМПЦЙМЙ, ЮФП 6-К ЗЧБТДЕКУЛЙК РПМЛ ОЕ НПЦЕФ ЧЪМЕФЕФШ ДМС ЧЩРПМОЕОЙС ЪБДБЮЙ. бЬТПДТПН ПВУФТЕМЙЧБЕФ ЧТБЦЕУЛЙК ВТПОЕРПЕЪД. чЩУЩМБА ОБ ЬФХ ГЕМШ ЬУЛБДТЙМША ЛБРЙФБОБ з. н. дЕОЙУПЧБ. уДЕМБЧ ЮЕФЩТЕ ЪБИПДБ, ПОБ ЪБУФБЧЙМБ ХНПМЛОХФШ РХЫЛЙ ВТПОЕРПЕЪДБ. 6-К ЗЧБТДЕКУЛЙК РПМЛ ОЕНЕДМЕООП ЧЩМЕФЕМ ОБ ЪБДБОЙЕ. хУРЕИ Ч ЬФЙИ ВПСИ ВЩМ ДПУФЙЗОХФ ХУЙМЙСНЙ ЧУЕЗП МЙЮОПЗП УПУФБЧБ ДЙЧЙЪЙЙ. рПМЛПЧОЙЛ у. юЕТОПНПТПЧ Й ЛБРЙФБО ч. рТПГЕОЛП ЙУЛХУОП ОБЧПДЙМЙ УБНПМЕФЩ ОБ ГЕМШ, Б ЛПНБОДЙТЩ РПМЛПЧ ч. з. вПМПФПЧ, о. ч. вПКЛПЧ Й о. р. ъБЛМЕРБ ХНЕМП ТХЛПЧПДЙМЙ ВПЕН. зЕТПЙЪН Й ЧЩУПЛПЕ НБУФЕТУФЧП РТПСЧЙМЙ МЕФЮЙЛЙ р. бТЕЖШЕЧ, б. нЙТПОПЧ, о. нБЛБТПЧ, ж. уБДЮЙЛПЧ, р. нБФЛПЧ, з. дЕОЙУПЧ, й. рБЧМПЧ, у. бЖБОБУШЕЧ, й. ыБВЕМШОЙЛПЧ, ч. оЕЮБЕЧ, у. сОЛПЧУЛЙК, ч. лХЪОЕГПЧ, й. уПМСЗЙО, у. лПЧБМШЮЙЛ Й НОПЗЙЕ, НОПЗЙЕ ДТХЗЙЕ. рТБЧДБ, Л ТБДПУФЙ РПВЕДЩ РТЙНЕЫЙЧБМБУШ УЛПТВШ П РПЗЙВЫЙИ ВПЕЧЩИ ДТХЪШСИ - ЫФХТНПЧЙЛБИ Й ФБОЛЙУФБИ, вЩМЙ ФСЦЕМП ТБОЕОЩ ЛПНБОДЙТ ЛПТРХУБ ЗЕОЕТБМ ч. ч. вХФЛПЧ Й ЛПНБОДЙТ ФБОЛПЧПК ВТЙЗБДЩ РПМЛПЧОЙЛ л. рЕФТПЧУЛЙК. уЮЙФБА ХНЕУФОЩН РПНСОХФШ ЪДЕУШ ДПВТЩН УМПЧПН ЗЕТПЕЧ-ФБОЛЙУФПЧ уЕТЗЕС бЖБОБУШЕЧБ, вПТЙУБ тБУФТПРПРПЧБ, дНЙФТЙС чЩДТЕОЛЕ, оЙЛПМБС рЙУБТЕОЛП, нЙИБЙМБ уЕТЗЕЕЧБ, бЖБОБУЙС юЙОПЧБ, бМЕЛУБОДТБ хДПЧЮЕОЛП, чЙЛФПТБ лБЫЙИЙОБ Й бМЕЛУЕС вХМБОПЧЙЮБ. нОЕ НОПЗП ТБУУЛБЪЩЧБМЙ ПВ ЙИ ДПВМЕУФЙ. хНЕМП ТХЛПЧПДЙМЙ ВПЕН ЛПНБОДЙТЩ ВТЙЗБД р. й. вБООЙЛПЧ Й б. й. уБННЕТ. уМПЧПН, МЕФЮЙЛЙ Й ФБОЛЙУФЩ ПЛБЪБМЙУШ ДПУФПКОЩНЙ ДТХЗ ДТХЗБ. Между тем произошло у нас приключение, меня удивившее, а Степана Трофимовича потрясшее. Утром в восемь часов прибежала от него ко мне Настасья, с известием, что барина «описали». Я сначала ничего не мог понять: добился только, что «описали» чиновники, пришли и взяли бумаги, а солдат завязал в узел и «отвез в тачке». Известие было дикое. Я тотчас же поспешил к Степану Трофимовичу. Я застал его в состоянии удивительном: расстроенного и в большом волнении, но в то же время с несомненно торжествующим видом. На столе, среди комнаты, кипел самовар и стоял налитый, но не тронутый и забытый стакан чаю. Степан Трофимович слонялся около стола и заходил во все углы комнаты, не давая себе отчета в своих движениях. Он был в своей обыкновенной красной фуфайке, но, увидев меня, поспешил надеть свой жилет и сюртук, чего прежде никогда не делал, когда кто из близких заставал его в этой фуфайке. Он тотчас же и горячо схватил меня за руку. — Enfin un ami! (Он вздохнул полною грудью). Cher, я к вам к одному послал, и никто ничего не знает. Надо велеть Настасье запереть двери и не впускать никого, кроме, разумеется, тех... Vous comprenez? Он с беспокойством смотрел на меня, как бы ожидая ответа. Разумеется, я бросился расспрашивать и кое-как из несвязной речи, с перерывами и ненужными вставками, узнал, что в семь часов утра к нему «вдруг» пришел губернаторский чиновник... — Pardon, j"ai oublié son nom. Il n"est pas du pays, но, кажется, его привез Лембке, quelque chose de bête et d"allemand dans la physionomie. Il s"appelle Rosenthal. — Не Блюм ли? — Блюм. Именно он так и назвался. Vous le connaissez? Quelque chose d"hébété et de très content dans la figure, pourtant très sévère, roide et sérieux. Фигура из полиции, из повинующихся, je m"y connais. Я спал еще, и, вообразите, он попросил меня «взглянуть» на мои книги и рукописи, oui, je m"en souviens, il a employé ce mot. Он меня не арестовал, а только книги... Il se tenait à distance и когда начал мне объяснять о приходе, то имел вид, что я... enfin, il avait l"air de croire que je tomberai sur lui immédiatement et que je commencerai à le battre comme plâtre. Tous ces gens du bas étage sont comme ça, когда имеют дело с порядочным человеком. Сам собою, я тотчас всё понял. Voilà vingt ans que je m"y prépare. Я ему отпер все ящики и передал все ключи; сам и подал, я ему всё подал. J"étais digne et calme. Из книг он взял заграничные издания Герцена, переплетенный экземпляр «Колокола», четыре списка моей поэмы, et, enfin, tout ça. Затем бумаги и письма et quelques une de mes ébauches historiques, critiques et politiques. Всё это они понесли. Настасья говорит, что солдат в тачке свез и фартуком накрыли; oui, c"est cela, фартуком. Это был бред. Кто мог что-нибудь тут понять? Я вновь забросал его вопросами: один ли Блюм приходил или нет? от чьего имени? по какому праву? как он смел? Чем объяснил? — Il était seul, bien seul, впрочем, и еще кто-то был dans l"antichambre, oui, je m"en souviens, et puis... Впрочем и еще кто-то, кажется, был, а в сенях стоял сторож. Надо спросить у Настасьи; она всё это лучше знает. J"étais surexcité, voyez-vous. Il parlait, il parlait... un tas de choses; впрочем, он очень мало говорил, а это всё я говорил... Я рассказал мою жизнь, разумеется, с одной этой точки зрения... J"étais surexcité, mais digne, je vous l"assure. Боюсь, впрочем, что я, кажется, заплакал. Тачку они взяли у лавочника, рядом. О боже, как могло всё это сделаться! Но ради бога, говорите точнее, Степан Трофимович, ведь это сон, что вы рассказываете! — Cher, я и сам как во сне... Savez-vous, il a prononcé le nom de Teliatnikoff, и я думаю, что вот этот-то и прятался в сенях. Да, вспомнил, он предлагал прокурора и, кажется, Дмитрия Митрича... qui me doit encore quinze roubles de ералаш soit dit en passant. Enfin, je n"ai pas trop compris. Но я их перехитрил, и какое мне дело до Дмитрия Митрича. Я, кажется, очень стал просить его скрыть, очень просил, очень, боюсь даже, что унизился, comment croyez-vous? Enfin il a consenti. Да, вспомнил, это он сам просил, что будет лучше, чтобы скрыть, потому что он пришел только «взглянуть», et rien de plus, и больше ничего, ничего... и что если ничего не найдут, то и ничего не будет. Так что мы и кончили всё en amis, je suis tout-à-fait content. Помилуйте, да ведь он предлагал вам известный в таких случаях порядок и гарантии, а вы же сами и отклонили! — вскричал я в дружеском негодовании. Нет, этак лучше, без гарантии. И к чему скандал? Пускай до поры до времени en amis... Вы знаете, в нашем городе, если узнают... mes ennemis... et puis à quoi bon ce procureur, ce cochon de notre procureur, qui deux fois m"a manqué de politesse et qu"on a rossé à plaisir l"antre année chez cette charmante et belle Наталья Павловна, quand il se cacha dans son boudoir. Et puis, mon ami, не возражайте мне и не обескураживайте, прошу вас, потому что нет ничего несноснее, когда человек несчастен, а ему тут-то и указывают сто друзей, как он сглупил. Садитесь, однако, и пейте чай, и признаюсь, я очень устал... не прилечь ли мне и не приложить ли уксусу к голове, как вы думаете? — Непременно, — вскричал я, — я даже бы льду. Вы очень расстроены. Вы бледны, и руки трясутся. Лягте, отдохните и подождите рассказывать. Я посижу подле и подожду. Он не решался лечь, но я настоял. Настасья принесла в чашке уксусу, я намочил полотенце и приложил к его голове. Затем Настасья стала на стул и полезла зажигать в углу лампадку пред образом. Я с удивлением это заметил; да и лампадки прежде никогда не бывало, а теперь вдруг явилась. — Это я давеча распорядился, только что те ушли, — пробормотал Степан Трофимович, хитро посмотрев на меня, — quand on a de ces choses-là dans sa chambre et qu"on vient vous arrêter, то это внушает, и должны же они доложить, что видели... Кончив с лампадкой, Настасья стала в дверях, приложила правую ладонь к щеке и начала смотреть на него с плачевным видом. — Eloignez-la под каким-нибудь предлогом, — кивнул он мне с дивана, — терпеть я не могу этой русской жалости, et puis ça m"embête. Но она ушла сама. Я заметил, что он всё озирался к дверям и прислушивался в переднюю. — Il faut être prêt, voyez-vous, — значительно взглянул он на меня, — chaque moment... придут, возьмут, и фью — исчез человек! — Господи! Кто придет? Кто вас возьмет? — Voyez-vous, mon cher, я прямо спросил его, когда он уходил: что со мной теперь сделают? — Вы бы уж лучше спросили, куда сошлют! — вскричал я в том же негодовании. — Я это и подразумевал, задавая вопрос, но он ушел и ничего не ответил. Voyez-vous: насчет белья, платья, теплого платья особенно, это уж как они сами хотят, велят взять — так, а то так и в солдатской шинели отправят. Но я тридцать пять рублей (понизил он вдруг голос, озираясь на дверь, в которую вышла Настасья) тихонько просунул в прореху в жилетном кармане, вот тут, пощупайте... Я думаю, жилета они снимать не станут, а для виду в портмоне оставил семь рублей, «всё, дескать, что имею». Знаете, тут мелочь и сдача медными на столе, так что они не догадаются, что я деньги спрятал, а подумают, что тут всё. Ведь бог знает где сегодня придется ночевать. Я поник головой при таком безумии. Очевидно, ни арестовать, ни обыскивать так нельзя было, как он передавал, и, уж конечно, он сбивался. Правда, всё это случилось тогда, еще до теперешних последних законов. Правда и то, что ему предлагали (по его же словам) более правильную процедуру, но он перехитрил и отказался... Конечно, прежде, то есть еще так недавно, губернатор и мог в крайних случаях... Но какой же опять тут мог быть такой крайний случай? Вот что сбивало меня с толку. — Тут, наверно, телеграмма из Петербурга была, — сказал вдруг Степан Трофимович. — Телеграмма! Про вас? Это за сочинения-то Герцена да за вашу поэму, с ума вы сошли, да за что тут арестовать? Я просто озлился. Он сделал гримасу и видимо обиделся — не за окрик мой, а за мысль, что не за что было арестовать. — Кто может знать в наше время, за что его могут арестовать? — загадочно пробормотал он. Дикая, нелепейшая идея мелькнула у меня в уме. — Степан Трофимович, скажите мне как другу, — вскричал я, — как истинному другу, я вас не выдам: принадлежите вы к какому-нибудь тайному обществу или нет? И вот, к удивлению моему, он и тут был не уверен: участвует он или нет в каком-нибудь тайном обществе. — Ведь как это считать, voyez-vous... — Как «как считать»? — Когда принадлежишь всем сердцем прогрессу и... кто может заручиться: думаешь, что не принадлежишь, ан, смотришь, окажется, что к чему-нибудь и принадлежишь. — Как это можно, тут да или нет? — Cela date de Pétersbourg, когда мы с нею хотели там основать журнал. Вот где корень. Мы тогда ускользнули, и они нас забыли, а теперь вспомнили. Cher, cher, разве вы не знаете! — воскликнул он болезненно. — У нас возьмут, посадят в кибитку, и марш в Сибирь на весь век, или забудут в каземате... И он вдруг заплакал, горячими, горячими слезами. Слезы так и хлынули. Он закрыл глаза своим красным фуляром и рыдал, рыдал минут пять, конвульсивно. Меня всего передернуло. Этот человек, двадцать лет нам пророчествовавший, наш проповедник, наставник, патриарх, Кукольник, так высоко и величественно державший себя над всеми нами, пред которым мы так от души преклонялись, считая за честь, — и вдруг он теперь рыдал, рыдал, как крошечный, нашаливший мальчик в ожидании розги, за которою отправился учитель. Мне ужасно стало жаль его. В «кибитку» он, очевидно, верил, как в то, что я сидел подле него, и ждал ее именно в это утро, сейчас, сию минуту, и всё это за сочинения Герцена да за какую-то свою поэму! Такое полнейшее, совершеннейшее незнание обыденной действительности было и умилительно и как-то противно. Он наконец плакать перестал, встал с дивана и начал опять ходить по комнате, продолжая со мною разговор, но поминутно поглядывая в окошко и прислушиваясь в переднюю. Разговор наш продолжался бессвязно. Все уверения мои и успокоения отскакивали как от стены горох. Он мало слушал, но все-таки ему ужасно нужно было, чтоб я его успокоивал и без умолку говорил в этом смысле. Я видел, что он не мог теперь без меня обойтись и ни за что бы не отпустил от себя. Я остался, и мы просидели часа два с лишком. В разговоре он вспомнил, что Блюм захватил с собою две найденные у него прокламации. — Как прокламации! — испугался я сдуру. — Разве вы... — Э, мне подкинули десять штук, — ответил он досадливо (он со мною говорил то досадливо и высокомерно, то ужасно жалобно и приниженно), но я с восьмью уже распорядился, а Блюм захватил только две... И он вдруг покраснел от негодования. — Vous me mettez avec ces gens-là! Неужто вы полагаете, что я могу быть с этими подлецами, с подметчиками, с моим сынком Петром Степановичем, avec ces esprits-forts de la lâcheté! О боже! — Ба, да не смешали ли вас как-нибудь... Впрочем, вздор, быть не может! — заметил я. — Savez-vous, — вырвалось у него вдруг, — я чувствую минутами, que je ferai là-bas quelque esclandre. О, не уходите, не оставляйте меня одного! Ma carrière est finie aujourd"hui, je le sens. Я, знаете, я, может быть, брошусь и укушу там кого-нибудь, как тот подпоручик... Он посмотрел на меня странным взглядом — испуганным и в то же время как бы и желающим испугать. Он действительно всё более и более раздражался на кого-то и на что-то, по мере того как проходило время и не являлись «кибитки»; даже злился. Вдруг Настасья, зашедшая зачем-то из кухни в переднюю, задела и уронила там вешалку. Степан Трофимович задрожал и помертвел на месте; но когда дело обозначилось, он чуть не завизжал на Настасью и, топоча ногами, прогнал ее обратно на кухню. Минуту спустя он проговорил, смотря на меня в отчаянии: — Я погиб! Cher, — сел он вдруг подле меня и жалко-жалко посмотрел мне пристально в глаза, — cher, я не Сибири боюсь, клянусь вам, о, je vous jure (даже слезы проступили в глазах его), я другого боюсь... Я догадался уже по виду его, что он хочет сообщить мне наконец что-то чрезвычайное, но что до сих пор он, стало быть, удерживался сообщить. — Я позора боюсь, — прошептал он таинственно. — Какого позора? да ведь напротив! Поверьте, Степан Трофимович, что всё это сегодня же объяснится и кончится в вашу пользу... — Вы так уверены, что меня простят? — Да что такое «простят»! Какие слова! Что вы сделали такого? Уверяю же вас, что вы ничего не сделали! — Qu"en savez-vous; вся моя жизнь была... cher... Они всё припомнят... а если ничего и не найдут, так тем хуже, — прибавил он вдруг неожиданно. — Как тем хуже? — Хуже. — Не понимаю. — Друг мой, друг мой, ну пусть в Сибирь, в Архангельск, лишение прав, — погибать так погибать! Но... я другого боюсь (опять шепот, испуганный вид и таинственность). — Да чего, чего? — Высекут, — произнес он и с потерянным видом посмотрел на меня. — Кто вас высечет? Где? Почему? — вскричал я, испугавшись, не сходит ли он с ума. — Где? Ну, там... где это делается. — Да где это делается? — Э, cher, — зашептал он почти на ухо, — под вами вдруг раздвигается пол, вы опускаетесь до половины... Это всем известно. — Басни! — вскричал я, догадавшись, — старые басни да неужто вы верили до сих пор? — Я расхохотался. — Басни! С чего-нибудь да взялись же эти басни; сеченый не расскажет. Я десять тысяч раз представлял себе в воображении! — Да вас-то, вас-то за что? Ведь вы ничего не сделали? — Тем хуже, увидят, что ничего не сделал, и высекут. — И вы уверены, что вас за тем в Петербург повезут! — Друг мой, я сказал уже, что мне ничего не жаль, ma carrière est finie. С того часа в Скворешниках, как она простилась со мною, мне не жаль моей жизни... но позор, позор, que dira-t-elle, если узнает? Он с отчаянием взглянул на меня и, бедный, весь покраснел. Я тоже опустил глаза. — Ничего она не узнает, потому что ничего с вами не будет. Я с вами точно в первый раз в жизни говорю, Степан Трофимович, до того вы меня удивили в это утро. — Друг мой, да ведь это не страх. Но пусть даже меня простят, пусть опять сюда привезут и ничего не сделают — и вот тут-то я и погиб. Elle me soupçonnera toute sa vie... меня, меня, поэта, мыслителя, человека, которому она поклонялась двадцать два года! — Ей и в голову не придет. — Придет, — прошептал он с глубоким убеждением. — Мы с ней несколько раз о том говорили в Петербурге, в великий пост, пред выездом, когда оба боялись... Elle me soupçonnera toute sa vie... и как разуверить? Выйдет невероятно. Да и кто здесь в городишке поверит, c"est invraisemblable... Et puis les femmes... Она обрадуется. Она будет очень огорчена, очень, искренно, как истинный друг, но втайне — обрадуется... Я дам ей оружие против меня на всю жизнь. О, погибла моя жизнь! Двадцать лет такого полного счастия с нею... и вот! Он закрыл лицо руками. — Степан Трофимович, не дать ли вам знать сейчас же Варваре Петровне о происшедшем? — предложил я. — Боже меня упаси! — вздрогнул он и вскочил с места. — Ни за что, никогда, после того, что было сказано при прощанье в Скворешниках, ни-ког-да! Глаза его засверкали. Мы просидели, я думаю, еще час или более, всё чего-то ожидая, — уж такая задалась идея. Он прилег опять, даже закрыл глаза и минут двадцать пролежал, не говоря ни слова, так что я подумал даже, что он заснул или в забытьи. Вдруг он стремительно приподнялся, сорвал с головы полотенце; вскочил с дивана, бросился к зеркалу, дрожащими руками повязал галстук и громовым голосом крикнул Настасью, приказывая подать себе пальто, новую шляпу и палку. — Я не могу терпеть более, — проговорил он обрывающимся голосом, — не могу, не могу!.. Иду сам. — Куда? — вскочил я тоже. — К Лембке. Cher, я должен, я обязан. Это долг. Я гражданин и человек, а не щепка, я имею права, я хочу моих прав... Я двадцать лет не требовал моих прав, я всю жизнь преступно забывал о них... но теперь я их потребую. Он должен мне всё сказать, всё. Он получил телеграмму. Он не смеет меня мучить, не то арестуй, арестуй, арестуй! Он восклицал с какими-то взвизгами и топал ногами. — Я вас одобряю, — сказал я нарочно как можно спокойнее, хотя очень за него боялся, — право, это лучше, чем сидеть в такой тоске, но я не одобряю вашего настроения; посмотрите, на кого вы похожи и как вы пойдете туда. Il faut être digne et calme avec Lembke. Действительно, вы можете теперь броситься и кого-нибудь там укусить. — Я предаю себя сам. Я иду прямо в львиную пасть... — Да и я пойду с вами. — Я ожидал от вас не менее, принимаю вашу жертву, жертву истинного друга, но до дому, только до дому: вы не должны, вы не вправе компрометировать себя далее моим сообществом. О, croyez-moi, je serai calme! Я сознаю себя в эту минуту à la hauteur de tout ce qu"il y a de plus sacré... — Я, может быть, и в дом с вами войду, — прервал я его. — Вчера меня известили из их глупого комитета, чрез Высоцкого, что на меня рассчитывают и приглашают на этот завтрашний праздник в число распорядителей, или как их... в число тех шести молодых людей, которые назначены смотреть за подносами, ухаживать за дамами, отводить гостям место и носить бант из белых с пунсовыми лент на левом плече. Я хотел отказаться, но теперь почему мне не войти в дом под предлогом объясниться с самой Юлией Михайловной... Вот так мы и войдем с вами вместе. Он слушал, кивая головой, но ничего, кажется, не понял. Мы стояли на пороге. — Cher, — протянул он руку в угол к лампадке, — cher, я никогда этому не верил, но... пусть, пусть! (Он перекрестился). Allons! «Ну, так-то лучше, — подумал я, выходя с ним на крыльцо, — дорогой поможет свежий воздух, и мы поутихнем, воротимся домой и ляжем почивать...». Но я рассчитывал без хозяина. Дорогой именно как раз случилось приключение, еще более потрясшее и окончательно направившее Степана Трофимовича... так что, я, признаюсь, даже и не ожидал от нашего друга такой прыти, какую он вдруг в это утро выказал. Бедный друг, добрый друг!Наконец-то друг! (франц.). Вы понимаете? (франц.). Виноват, я забыл его имя. Он нездешний (франц.). в выражении лица что-то тупое и немецкое. Его зовут Розенталь (франц.). Вы его знаете? Что-то тупое и очень самодовольное во внешности, в то же время очень суровый, неприступный и важный (франц.). я в этом кое-что смыслю (франц.). да, я вспоминаю, он употребил это слово (франц.). Он держался на расстоянии (франц.). короче, он как будто думал, что я немедленно брошусь на него и начну его нещадно бить. Все эти люди низшего состояния таковы (франц.). Вот уже двадцать лет, как я подготовляю себя к этому (франц.). Я держал себя спокойно и с достоинством (франц.). и, словом, всё это (франц.). и кое-какие из моих исторических, критических и политических набросков (франц.). да, именно так (франц.). Он был один, совсем один (франц.). в передней, да, я вспоминаю, и потом... (франц.). Я был, видите ли, слишком возбужден. Он говорил говорил кучу вещей (франц.). Я был слишком возбужден, но, уверяю вас, держался с достоинством (франц.). Знаете, он упомянул имя Телятникова (франц.). который мне, между прочим, еще должен пятнадцать рублей в ералаш. Словом, я не совсем понял (франц.). как вы полагаете? Наконец он согласился (франц.). и ничего больше (франц.). по-дружески, я совершенно доволен (франц.). на дружеских началах (франц.). мои враги... и затем к чему этот прокурор, эта свинья прокурор наш, который два раза был со мной невежлив и которого в прошлом году с удовольствием поколотили у этой очаровательной и прекрасной Натальи Павловны, когда он спрятался в ее будуаре. И затем, мой друг (франц.). когда у тебя в комнате такие вещи и приходят тебя арестовать (франц.). Удалите ее (франц.). и потом это мне докучает (франц.). Нужно, видите ли, быть готовым (франц.). каждую минуту (франц.). Видите ли, мой милый (франц.). Это началось в Петербурге (франц.). Вы меня ставите на одну доску с этими людьми! (франц.). этими вольнодумцами от подлости! (франц.). Знаете ли (франц.). что — я произведу там какой-нибудь скандал! (франц.). Мой жизненный путь сегодня закончен, я это чувствую (франц.). я вам клянусь (франц.). Что вы об этом знаете (франц.). Мой жизненный путь закончен (франц.). что скажет она (франц.). Она будет меня подозревать всю свою жизнь... (франц.) это неправдоподобно... И затем женщины... (франц.). С Лембке нужно держать себя достойно и спокойно (франц.) О, поверьте мне, я буду спокоен! (франц.). на высоте всего, что только есть самого святого (франц.) Идемте! (франц.). Васильевых И. П., Гостева Ю. Н. ЕГЭ 2017. 30 вариантов типовых тестовых заданий и подготовка к выполнению части 2 Деревня Середка — родина сказителя Ивана Трофимовича Рябинина. Эта деревня, как и Гарницы, расположена на Большом Клименецком острове. Здесь родился и провел годы молодости второй представитель рябининской эпической традиции — Иван Трофимович Рябинин (1844-1908 гг.). До 1878 года И. Т. Рябинин жил в деревне Середка в доме отца; после женитьбы переселился в деревню Гарницы Сенногубского погоста. Широкую известность И. Т. Рябинину принесли многочисленные выступления с пением былин в России и за рубежом. Первая поездка сказителя для ознакомления соотечественников с памятниками древнерусской словесности состоялась в январе 1893 года. В Петербурге слушателями заонежского певца были члены Русского географического общества, преподаватели и студенты университета и средних учебных заведений. Годом позже с исполнительским мастерством Рябинина-младшего познакомились и москвичи. «…Его задушевный, несколько сдавленный, но мягкий и высокий тенорок раздавался в зале, сразу очаровывая слушателей оригинальностью и красотой напева, — писал в те дни один из современников,- Некрасивые, неподвижные черты его исхудалого лица приобретали новое выражение — необыкновенной важности, почти суровости… По окончании каждой былины восторгам и аплодисментам не было конца, но Рябинин относился к ним, наружно по крайней мере, довольно равнодушно» . Живой отклик общественности на состоявшиеся выступления нашел отражение в печати. О крестьянине из Кижей писали «Живая старина», «Странник», «Русская мысль», «Русское обозрение» и другие журналы. В том же 1894 году композитор А. С. Аренский записал напевы былин И. Т. Рябинина и впоследствии создал на их основе фортепианный концерт «Фантазии на темы былин Рябинина». По решению Общества любителей естествознания, антропологии и этнографии, Иван Трофимович Рябинин «как лучший сказитель нашего времени» был удостоен бронзовой медали для ношения на груди. Круг фольклорных произведений И. Т. Рябинина был несколько меньше репертуара отца и ограничивался семнадцатью сюжетами, однако и этот материал позволял и позволяет видеть в лице Ивана Трофимовича одного из лучших хранителей русской эпической поэзии конца XIX — начала XX веков. Узнав о значительном фольклорном репертуаре и мастерской манере исполнения Ивана Трофимовича, Л. Н. Толстой заметил, что «такой певец, как Рябинин, смело может быть назван феноменом не только для России, но для всей Европы». Слова писателя стали пророческими. В 1902 году, после успешных выступлений в Петербурге, Киеве и Одессе, И. Т. Рябинин отправился за границу. Неизменный успех сопутствовал ему в Константинополе и Филипполе, в Софии и Нише, Белграде и Вене, Праге и Варшаве. В Софии в аудиториях, где пел сказитель, собиралось до семисот человек, в Нише — до тысячи, «огромное количество слушателей» привлек он в Варшаве. Из Варшавы И. Т. Рябинин направился в Петербург, а оттуда, миновав Петрозаводск, в Гарницы. Иван Трофимович умер в деревне Гарницы и был похоронен на старом кладбище села Сенная Губа. В родной деревне И. Т. Рябинина давно уже нет дома, в котором он родился и жил. И все же само место, где прошли его детство и юность, где была унаследована от отца тяга к устному поэтьческому творчеству, где родилось, чтобы озарить всю жизнь, уважение к лучшим творениям минувших столетий, место это, без сомнения, заслуживает внимания и почитания. …О том, как мог выглядеть дом Рябининых, напоминает ныне прекрасный образец народного зодчества Заонежья — дом крестьянина Елизарова, перевезенный в Кижи отсюда, из деревни Середка. |
Читайте: |
---|
Популярное:
Зодиак убийца. Кто он? Под какими знаками зодиака родилось больше всего серийных маньяков |
Новое
- Урок русского языка "мягкий знак после шипящих у существительных"
- Щедрое дерево (притча) Как придумать счастливый конец сказки щедрое дерево
- План-конспект урока по окружающему миру на тему "Когда наступит лето?
- Восточная Азия: страны, население, язык, религия, история Являясь противником лженаучных теорий деления человеческих рас на низшие и высшие, он доказал справед
- Классификация категорий годности к военной службе
- Неправильный прикус и армия Неправильный прикус не берут в армию
- К чему снится умершая мама живой: толкования сонников
- Под какими знаками зодиака рождаются в апреле
- К чему снится шторм на море волны
- Учет расчетов с бюджетом